Рут Ренделл - Живая плоть

– Петушок, разве я не говорил тебе, чтобы ты не тратил все сразу?

– Должен сказать, вы недурно нажились на этом, – сказал Виктор.

Джапп захлопнул дверцу холодильника.

– В любви и на войне все средства хороши.

Он не объяснил, каким образом любовь и война связаны с обычной коммерческой сделкой. Виктор сообщил, что приедет за продуктами на следующее утро, и вышел.

Приехал он рано, в десятом часу, потому что проснулся среди ночи с жуткой мыслью, что вдруг в это воскресенье они не откроют магазин, а Кевин просто забудет о своем обещании. Однако Кевин был на месте. Он помог Виктору снова уложить продукты в коробку, отодрал и выбросил комок жевательной резинки, приклеенный к ручке дверцы холодильника.

– Отвратительно, правда? Ему просто необходимо к чему-нибудь пристраститься. Потом начнет курить.

Эти слова напомнили Виктору о сигаретах для Дэвида. Он купил пачку сигарет «Гамлет». Вернувшись домой, он переоделся в новую синюю тенниску, синие джинсы из рубчатого вельвета и двухцветную стеганую куртку. Когда зашнуровывал туфли, совершенно простые, из превосходной серой кожи, самые дорогие, какие только носил, вспомнил, что сегодня у него день рождения. Все это было в честь его дня рождения, однако за сложностью приготовлений он забыл об их поводе. Виктор посмотрелся в зеркало. Сегодня ему тридцать девять, скоро он разменяет пятый десяток. Никто не прислал ему поздравительной открытки – но кто, кроме Клары и Дэвида, знал его адрес? Правда, он испытывал легкое разочарование, но запретил себе думать о его причине: о том, что Дэвид и Клара, знавшие, что у него день рождения, так и не поздравили его.

В полдень он выехал. Коробка с продуктами находилась в багажнике, а в толстом коричневом пакете на сиденье рядом с ним лежал его фотопортрет, пришедший вчерашней почтой. В кармане куртки было отложено четыреста фунтов, взятых из «банка» в доме Мюриель.

Виктор пообедал в одном из отелей Эппинга и поехал через Пирсинг-Хилл в Тейдон-Буа. Внезапно ему пришло на ум, что он ведет такую жизнь, какую хотел всегда, но не мог достичь: за рулем шикарной новой машины, прекрасно одет, обедает в приличных ресторанах, собирается выбрать себе новое, привлекательное жилище, а потом угостить друзей отличной едой. Прошлое продолжало существовать, но не походило даже на дурной сон, было слишком отдаленным, безличным. Казалось, что это все случилось с кем-то другим, совершенно чужим человеком, или Виктор Дженнер прочитал об этом в каком-то журнале.

Квартира находилась в одном из старых домов неподалеку от леса. Она была очень маленькой, одну комнату с застекленными дверями превратили в три. Внутренний дворик оказался крошечной забетонированной площадкой, окруженной решетками, которые обвивал вьюнок, покрытый сейчас множеством кремово-белых цветов. Владелица дома, миссис Палмер, сказала ему, что это ломонос и что синий цветок на окаймляющем газоне – дубровка, что железные стол и стулья, новые и притом высшего качества. Виктор не обращал особого внимания на мебель из ДСП, треснувшую раковину и вытертый ковер, но представлял, как здесь живет, ест на открытом воздухе и Дэвид с Кларой приезжают несколько раз в неделю. По телефону, вспомнив, что советовала Клара, он представился как Майкл Фарадей и теперь повторил это имя, наслаждаясь его звучанием. Миссис Палмер потребовала задаток в размере месячной квартплаты и рекомендацию. Виктор дал ей двести фунтов и пообещал привезти недостающие бумаги, подумав, что, возможно, Клара поможет ему в этом, в конце концов, это она предложила взять другое имя и отказаться от прошлого.

Шел четвертый час. Виктор подумал, что, возможно, если они сегодня пошли на прогулку, то еще не вернулись. Ясный, солнечный день, когда он выезжал из Эктона, стал пасмурным, похолодало, и когда он ехал вдоль лужайки, на ветровое стекло упало несколько капель дождя. Он дождался половины пятого, сидя в машине с журналом «Тайм аут».

Под мерный стук дождевых капель Виктор подъехал к Сан-Суси. Вряд ли в такую погоду, они находятся в саду. Он постучал в парадную дверь молотком в виде римского воина, коробка с продуктами и бутылками стояла у его ног. Штора в одном из окон шевельнулась, выглянула Клара. Он не смог скрыть от себя, что при виде его на ее лице отразилось смятение. Сменившая его улыбка была неестественной, вымученной. Ему вдруг стало холодно.

Клара открыла дверь. На ней были белые хлопчатобумажные брюки и синяя блузка, благодаря которой она выглядела очень юной, в руках она держала щенка. Клара всегда выглядела юной, была юной, но теперь казалась восемнадцатилетней. Она сказала: