Татьяна Устинова - Отель последней надежды

— Я и не собиралась. Мне бы позвонить только, Надежде и Нине Ивановне, а ты у меня телефон забрал!..

— Я отдам, — пообещал он.

Она зевнула, посмотрела на его трусы, хотела засмеяться и не стала.

— О чем ты хотел меня спросить?

Он подумал немного. Думать было тяжко, потому что сердце болело и мешало ему — никогда раньше у него не болело сердце!..

— Что-нибудь странное. Непонятное. Какие-нибудь новые знакомства. Ну, что-нибудь, что было с тобой в Москве. Вспомни.

— Именно в Москве? — спросила она задумчиво.

— Да. Если бы дело было связано с Питером, и тебя, и того мужика убили бы в Питере. Незачем было ехать в Москву.

— Меня не убили! — возразила она с досадой. — Но ничего не было странного, правда! Все самое обычное, неинтересное. Ну, то есть, наверное, с твоей точки зрения, неинтересное. Я в «Новостях» работала, делала сюжеты, лекции слушала по вечерам. Квартиру сняла по объявлению в газете.

— В какой?

— По-моему, «Жилищный вопрос» или что-то такое. Это питерская газета, Максим. Я еще в январе стала объявления смотреть, потому что шеф сказал, что отправит меня в Москву на учебу. Я и Нину Ивановну заранее предупреждила, и Надежду. Ну, чтобы все были готовы к тому, что меня месяца два не будет.

— А Надежда? Что она сказала, когда ты собралась в Москву?

— Надежда тут ни при чем! Просто она моя подруга! Не помню я, что она сказала! Кажется, сказала — молодец, вот что.

— Катя, это очень серьезно!

— Да я понимаю. Я только не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— А в Москве? — спросил он безнадежно. — С кем ты.., дружила?

— Да ни с кем я не дружила! Ходила с бухгалтершей нашей кофе пить каждый день! В ресторан «Пара поросят», это рядом с Останкино! Там дорого, но вкусно, а в телецентре все буфеты позакрывали, один остался. Там тоже дорого, но невкусно!

— Как ее зовут?

— Бухгалтершу? Ира, а фамилии я не знаю. Она мужа уличила в измене, ей фотографии прислали его с какой-то девушкой. Она мне все время их показывала и про это рассказывала, а я слушала. — Она посмотрела на Максима Вавилова и осторожно погладила его ногу. — Мне ведь тоже муж изменял. Так.., некрасиво.

— А можно это делать красиво?

— Можно делать так, чтобы я не узнала! Или Ира чтоб про мужа не узнала! И это такая гадость, когда понимаешь, что тебя столько времени надували! Я не люблю надувательства.

— Я тоже.

— И я решила, что больше никогда, ни за что никому.., не дамся. Даже близко не подойду! Хватит. Пусть все будет легко и просто. Да, Максим?

Он не ответил.

Она спрашивала «про другое», как раз про то самое, чем мучился он.

Легко и просто — это когда можно не отвечать на вопросы, не ждать с работы, не думать глупые мысли, не ревновать, не караулить у телефона. Легко и просто — это если она завтра уедет в свой Питер, а он будет вспоминать, какая сказочная у них была ночь. Легко и просто — это когда моментально переходишь в категорию «друзей» или начисто забываешь о том, что было!

И все это не про него! У него уже не легко и не просто, потому что он вдруг понял: теперь все будет по-другому. Всегда.

Он потер лицо руками.

— Значит, она тебе рассказывала про мужа, а ты слушала. И больше ты ни с кем никуда не ходила?

— Да нет. Ну, с девчонками ездила на маршрутке до Алексеевской, а с частниками на Сиреневый бульвар. Это считается?

— Не знаю, — сказал Максим Вавилов.

Хорошо бы узнать фамилию бухгалтерши и выяснить, что у той за история с мужем, хотя ни бухгалтерша с телевидения, ни ее муж в сюжет никак не укладывались.

Хорошо бы завтра в Питере выяснить хоть что-нибудь, что вывело бы на свет, потому что до сих пор он бродит в потемках!

И как только он выяснит, Катя исчезнет из его жизни, потому что у него все трудно и тяжело, а у нее все легко и просто. Впрочем, он склонен слишком сложно воспринимать действительность!

Катя опять зевнула, и он посмотрел на часы.

Завтра, нет, уже сегодня в семь утра у него самолет, и он так и не придумал, как остановить время, которое стремительно уходит и скоро уйдет совсем.

Дэн Уолш в десятый раз просмотрел видеозапись, сделанную камерой в коридоре на третьем этаже. Разобрать, что за люди открывали двери и входили в номер, было невозможно, и он остановил пленку.

Все было ясно и понятно — тот, кто ходил по третьему этажу, отлично знал, где стоят камеры и под каким углом снимают. Сначала прошел один, а через какое-то время второй, и даже трудно определить, мужчины это или женщины, но в брюках. Они вернулись к лифту тем же порядком, сначала один, а потом второй, и куда уехали, неизвестно.