Татьяна Устинова - Отель последней надежды

А еще он вдруг понял, как скоротечно время!..

Он понял это на собственной кухне, обнимая и узнавая Катю Самгину. Он понял это не мозгом, а нервами, клетками, всеми кровеносными сосудами, которые вопили и бунтовали, которые хотели только одного: полного слияния с ней, соединения, обладания, и все внутри его обмирало от сознания, что это не будет вечно!

Это даже будет не долго, потому что человеческая жизнь — миг, короткая вспышка! И неизвестно, что наступит потом, и где они окажутся после, и будет ли там именно это — огонь, пожирающий тело, и разогревающий душу, словно пробуждающий ее!.. И неизвестно, будет ли там эта женщина, с которой единственно возможно пробуждение, а все, что было и еще будет потом, — только сон, предвкушение, ожидание ее, тоска и желание попробовать еще раз все сначала, но только именно так и никак иначе?!

И горе вдруг поразило его, как будто новое знание было непосильно тяжелым.

— Катя, — выдавил он из себя и осторожно откинул ее голову, чтобы посмотреть в глаза. — Катенька, ты понимаешь?..

Вместо зрачков у нее была бездна, и он не понял, видит она его или нет.

Все-таки он поднял ее на руки и понес, прижимая к истекающему кровью сердцу, которое плакало из-за недолговечности и несовершенства жизни, как будто умирало и возрождалось оттого, что пока еще она рядом с ним, и он тяжело дышал, и в голове у него все было темно, и он все время целовал ее шею со шрамом и боялся уронить ее, потому что ноги плохо его держали!..

Они упали на диван, и он получил ее в свое полное распоряжение, а она получила его, и он забыл о недолговечности жизни, о скоротечности времени и еще о том, что трусость — худший из человеческих пороков.

Она закрыла глаза, и бездна закрылась тоже.

Они остались тем, кем и были, — мужчиной и женщиной, впервые узнавшими друг друга и то самое главное, для чего предназначалась вся канитель с Адамом и Евой!

Для того чтобы получился огонь, нужно, чтобы молния ударила в землю, чтобы камень ударил о камень. Огонь не бывает сам по себе, он не берется ниоткуда!..

Они вдвоем, и они и есть земля и молния, и поэтому у них есть огонь. Только у них, только сейчас, только вдвоем.

Ты взял меня в плен, ты завоевал меня. Ты ничего не видишь вокруг, кроме всполохов черных молний. Ты ничего не слышишь, кроме рева собственной крови. Ты держишь меня на руках на самом краю мира и закрываешь глаза, потому что знаешь — мы сейчас упадем. Мы упадем оба, и у пропасти нет дна, и нет шанса спастись, и ты не разнимешь рук, потому что тогда я умру, не долетев, и ты умрешь, и мы не узнаем, каково это — падать вместе. И мы не узнаем, что там, на дне, свет или тьма. Ты делаешь еще один шаг, предпоследний, и знаешь, что последний будет уже в пустоте. Ты боишься, так же, как и я, но, так же, как и я, ты больше не можешь ждать, и я умоляю тебя — шагни, шагни!.. И, задержав дыхание, ты бросаешься туда, и я бросаюсь вместе с тобой — и мы падаем вдвоем, на самом краю мира!..

…он долго не мог потом говорить, да и не знал хорошенько, нужно ли.

…он долго пытался вспомнить, что увидел на дне, тьму или свет, но так и не вспомнил.

…он долго пытался примирить себя с тем, что все теперь пойдет по-другому, но так и не примирил, и плюнул на это дело!..

— Ка-ать, — шепотом позвал он и заложил ей за ухо вывалившуюся прядь, которая закрывала ее щеку. — А Кать!..

— М-м?..

— Ты спишь?

— М-м?..

Он засмеялся и потряс ее за плечи. Как-то так получилось, что она лежала на нем, а ее волосы лезли ему в рот и в нос.

— Катька, ты давай не спи! Ты что, не знаешь, что женщине после секса нужны долгие нежные разговоры, и если мужчина сразу засыпает, значит, он свинья и болван!

— Угу.

— Поговори со мной!

Она зевнула и потерлась носом о его грудь.

— А кто у нас тут женщина после секса? — осведомилась она. — Ты или я? Если я, то ты должен выполнять любые мои прихоти!

— Ну, давай прихоти, — сказал он, перебирая какие-то косточки у нее на спине. — Буду выполнять!

У нее оказалось изумительное тело — сильное и в то же время очень женственное.

Где-то когда-то у каких-то китайцев он читал про два символа вселенской гармонии — зеленого дракона и белого тигра. Она была как зеленый дракон и белый тигр.

— А какими единоборствами ты занималась?

— М-м?..

— Ты сказала мотоциклисту, там, у подъезда, что занималась восточными единоборствами.

— Угу.

— А какими?

— Зачем тебе? — спросила она и потянулась.

Зеленый дракон и белый тигр пришли в движение.