Татьяна Устинова - Отель последней надежды

Уборщица Зина со своими швабрами и пластмассовым ведром потихоньку убралась в свою каморку, замкнула дверь на ключ, пристроилась на узенькую кушетку, выложила из кармана папиросы, а из шкафа достала теплую чекушку.

Пить на работе строго воспрещалось, и эта зараза Лидочка Арсеньевна, если поймает, обязательно уволит ее, она уже так Машу Пронину уволила в прошлом году, поэтому у Зины была припасена еще бумажечка, а в ней толченый лавровый лист. Посыпал на язык, и никакого тебе запаха, и не докажет никто!..

Из кармана полосатого форменного платья Зина достала американскую бутылочку — они с телеги-то посыпались, раскатились, и она одну прибрала, хоть попробовать, что это за вода такая, раз ее из-за моря прут!

Предвкушая удовольствие — все тут у нее есть, и чекушка, и чем запить, и лаврушка, чтоб зажевать, и папироса, чтобы покурить на свободе, — она открутила пробку, нюхнула, зажмурилась и опрокинула в себя примерно половину бутылки водки.

Лицо у нее сначала сморщилось, но постепенно разгладилось, стало довольным, она подышала открытым ртом, осмотрела американскую бутылку, вздохнула и попила из нее.

Вода как вода, успела подумать Зина. Ничего такого особенного в ней и нету.

Подумав так, она вдруг схватила себя за горло, которое стиснула судорога, глаза у нее вылезли из орбит, и сначала она увидела поле, полное васильков и ржи, а в поле дорогу. По дороге идет мать и машет ей, Зине, платком, а она, маленькая еще, бежит, бежит навстречу, и пяткам щекотно и тепло бежать по дороге, по которой только прошел трактор.

Потом она еще подумала, что Виталику всего пятнадцать, пропадет теперь, в колонию его отправят, и напоследок удивилась, зачем так плохо жила.

Все словно начерно, все будто надеялась, что вот-вот заживет в полную силу, как и должен жить человек, все думала, что времени у нее навалом!.. А времени не было вовсе, вот как все обернулось.

И еще не сказала Виталику, как она его любит и как он на отца похож, а отец был хороший, добрый.

Так ничего и не успела уборщица Зина, потому что умерла.

Она повалилась вперед, ударилась лицом о край стола, американская бутылка выпала у нее из руки и покатилась, и закатилась под кушетку.

Из нее потихоньку выливалась американская вода.

Человек, следивший за ней от самого лифта, через час вошел в комнатушку, равнодушно посмотрел на Зину, нагнулся, нашарил бутылку, аккуратно завернул крышку и сунул ее в карман.

Вышел, прикрыл за собой дверь, посмотрел по сторонам и тихо и сильно ударил в замочную скважину.

Замок щелкнул, закрылся.

Человек еще постоял и пошел по коридору.

— Выпишу, да и все! — Главврач брал из высокой стопки толстые истории болезней, наспех читал и складывал в низкую стопку. Таким образом получалось, что высокая стопка становилась все ниже, а низкая стопка все выше. — Куда мне ее девать, товарищ милицейский?!. Вот видите, истории?

Максим Вавилов подтвердил, что видит.

— Ну так вот, это все умершие! Умершую бы родственники взяли, а она живая! У меня тут не санаторий и не платная клиника! Жива, очухалась малость, и домой, домой! Что она, просто так лежать будет!

Максим в десятый раз повторил, что свидетельница ему нужна, что, как только она выйдет из больницы, ей опять станет угрожать опасность, а охранять ее у него возможностей никаких нету.

— Так это ваши проблемы, товарищ милицейский! — энергично возразил главный врач, черкая в «историях». — Она же питерская? Ну вот, и отправьте ее в Питер, и пусть там кому надо, тот ее и охраняет! А у нас ей делать больше нечего! Она вполне здорова. Горло у нее зажило, не совсем, конечно, но все-таки, так что… В добрый час, в добрый путь!

— Да вы понимаете, что как только станет известно, что она жива, ее тут же убьют?! — закричал Максим Вавилов беспомощно. — Она и так чудом выжила! Если бы не соседи, померла бы!

— А я тут при чем, товарищ милицейский? — спросил главврач и снял очки. — Или вы объявление в газете хотите дать, что такая-то и такая-то после покушения на ее жизнь осталась жива и теперь каждый желающий может ее убить, потому что проживает она по такому-то адресу? Или как?..

Максим Вавилов не знал «как». Он знал только, что свидетельницу нельзя выпускать из больницы, и в Питер возвращать тем более нельзя!..

— Ну, будет, будет, — успокаивающе сказал главврач и опять нацепил очки. — У меня в четырнадцатой палате юноша лежит. У него в животе гной, и я знаю, что гной, и все знают. А операцию мы сделать не можем, потому что томограмму нужно прежде сделать. А на томограф очередь на месяц вперед. И он лежит себе, с гноем в животе, с температурой сорок один, и ждет, когда томограф освободится! А вы мне про каких-то дамочек толкуете, которые вполне здоровы! Так что завтра с утра и выпишем мы больную Самгину, помолясь, и заживет она нормальной хорошей жизнью, без всякого томографа! А безопасность ее — это ваши проблемы, молодой человек, уж извините! Мы ее от смерти спасли, будет с нее и этого!