Жорж Сименон - Он приехал в день поминовения

И молодой длинноногий Жиль пошел тяжелым медленным шагом, как Октав Мовуазен во время утренней прогулки.

На улицах еще было безлюдно, но около рынка уже царило оживление: туда один за другим подъезжали грузовички рыботорговцев. Жажа, упершись руками в бедра, во весь голос переговаривалась с экипажем только что причалившего судна, палуба которого была заставлена корзинами с рыбой.

- А, вот и ты! - вскричала она, завидев Жиля. - Что ты тут делаешь в такую рань? Кофе-то хоть пил? Зайди, пропусти стаканчик - ты же посинел от холода.

Она затащила его к себе. За мраморными столиками замаривали червячка кумушки с рыбного рынка, ожидавшие, когда зазвонит колокол.

- Иди-ка сюда. Я тебе кое-что покажу. Жажа увела Жиля в кухню.

- Правда, что ты взял этого к себе на службу? Ренке остался ждать у входа в кафе.

- Не знаю, правильно ли ты поступил. В общем-то я не люблю шпиков. Не говорю уж о том, что ходят слухи, будто его сестрица... Послушай, сынок. Это, конечно, не мое дело. Но я вижу, как ты бродишь тут, тощий, словно бездомный кот, и у меня сердце разрывается, когда я слышу, что болтают. Говорят, эта Ренке долго жила со своим хозяином в надежде, что он не забудет ее в завещании. Уверяют, что она вполне могла подмешать ему кой-чего в кофе. Делай как знаешь, но будь хотя бы настороже... Чем тебя угостить? Рюмочку? Нет-нет, выпьешь! Чокнись с Жажа!

Она без разговоров налила ему рюмку.

- А теперь беги. У меня дел по горло.- И крикнула в зал: - Иду, иду, детки! Не ворчите!..

Жиль и Ренке проталкивались через кишевшую на рынке толпу, перешагивая через окровавленных акул и скатов, шлепая по кучам потрохов. Люди оборачивались и глядели им вслед. С особенным любопытством смотрели они на Мовуазена-племянника. Подумать только, такой молодой! И все же кумушки отнюдь не выражали симпатии к нему.

Рыбаки волокли тяжелые корзины с рыбой и расставляли их на каменных столах.

- С товаром остается хозяин баркаса, - пояснил Ренке. - Он обязательно присутствует при распродаже, а матросы, вымыв судно, отправляются к Жажа или в другой бар, чтобы пропустить стаканчик... На вашего дядю эти люди смотрели еще враждебнее, чем на вас.

Жиль знал почему. С помощью тестя он составил почти полный перечень капиталовложений Октава Мовуазена.

Некоторые открытия не удивили его. Мовуазен, например, владел сорока процентами акций фирмы "Басе и Плантель"; доля его в "Рыбных промыслах Бабена" выражалась примерно такой же цифрой. Несколько раз принудив Жерардину нотариально признать свой долг, он сделался практически безраздельным хозяином торгового дома Элуа. Неожиданностью для Жиля оказалось то, что в таком же положении находились другие предприятия, например гараж на Рошфорском шоссе, многие бензоколонки, одна электростанция и склад минеральных удобрений. Точно так же дело обстояло и с небольшим местным банком Уврара на улице Дюпати.

Обладатель нескольких десятков миллионов, Мовуазен не брезговал, однако, и делами помельче: он был совладельцем значительной части рыбачьих баркасов, так что неуклюжие их хозяева в синих свитерах являлись, по существу, простыми его служащими.

- Зачем он ходил сюда? - спросил Жиль, которому становилось все больше не по себе под провожавшими их взглядами.

- Чтобы смотреть. Только смотрел он по-особенному. В гараже разом замечал малейшую неполадку. Здесь с одного взгляда определял, хорош ли улов и по какой цене пойдет треска или рыба соль. Попробовал бы после этого какой-нибудь хозяин баркаса или рыботорговец надуть его!..

В тот момент, когда они огибали один из каменных столов, отчаянно зазвонил колокол. Началась распродажа, толпа сгрудилась вокруг аукционщика.

- Идемте. Дольше вашему дяде незачем было смотреть.

Они снова прошли по набережным до Большой часовой башни, нырнули под нее и заглянули в лавочку на углу, торговавшую табаком и газетами.

- В это время здесь продают только местные газеты. Ваш дядя брал "Птит Жиронд", "Франс де Бордо" и "Уэст-Эклер".

Старая торговка в черном так пристально уставилась на Жиля, что забыла дать сдачи.

- Восемь утра. Открываются магазины. Парикмахер с улицы Дю Пале снимает с окон ставни... Ваш дядя заходил, оставлял шляпу на вешалке и со вздохом удовлетворения располагался в кресле. Во время бритья парикмахер непрерывно болтал, но Мовуазен не разжимал губ.

Одни и те же повторяющиеся, как припев, слова: "Октав Мовуазен молчал... Октав Мовуазен слушал, не разжимая губ..."

Куда бы и в какое время дня они ни заглядывали, повюду им попадались его следы, но это были следы отшельника.