Жорж Сименон - Он приехал в день поминовения

А пока что объявляю вам: мы, друзья Мовуазена, будем защищать его память от кого угодно, даже от его наследника. Мы предлагали вам помощь. Предлагаем ее и теперь. Вы отказываетесь. Ну что ж! Значит, война!

- Жиль! - вновь возопила Жерардина. - Послушай Плантеля и не упорствуй в намеренье, которое...

- Полно, дорогая! Не пройдет и нескольких дней, как он прибежит умолять нас...

Жиль натянул пальто, схватил шляпу. Губы у него привычно дрогнули, и, весь напрягшись,- он спросил:

- Это все, что вы имели мне сказать?

- Да, все.

Но когда он повернулся к двери, Плантель, не удержавшись, бросил:

- Вы мальчишка, месье Мовуазен!

V

Едва он вставил ключ в замок, как поднялся ветер, волны прибоя вздыбились, суда, бросившие якорь на внешнем рейде, начали медленно разворачиваться, и Жиля с ног до головы окатило дождем.

Он нахмурился: эта влажная пощечина, пресный вкус воды на губах, холодная струйка, затекшая за ворот, пробудила в нем смутное воспоминание. Но о чем? Где это было - на Севере или в Центральной Европе?

Продолжая припоминать, Жиль тщательно запер дверь, вытер ноги и стал подниматься по лестнице, где все еще припахивало плесенью. Когда до второго этажа осталось лишь несколько ступенек, он услышал голос Алисы и машинально остановился, даже не сообразив, что, может быть, позволяет себе нескромность.

- Да, да... Что?.. Нет, это скорее забавно... Что ты сказала, малышка?.. Я никогда этого не обещала... Сама увидишь... Жиль? Ну, он у меня пай-муженек... Да.

Представляешь, я до сих пор в пеньюаре и шлепанцах... Что?.. Да. Конечно, поцелуй их за меня... Пойду ли я с вами в кино в воскресенье?.. Нет, вряд ли. Благодарю. Жиль нарочно кашлянул. Алиса услышала.

- Пока, малышка! По-моему, он вернулся. Телефон звякнул. Из приоткрытой двери гостиной вылетела Алиса и повисла у мужа на шее.

- Подружки звонили,- чуточку сконфуженно объяснила она.

И Жиль понял, что Алиса сама позвонила своим бывшим сослуживицам по фирме "Пюблекс".

- Надеюсь, никаких дурных вестей?

- Особенно дурных - нет.

- Ты весь промок. Скорее снимай пальто. Марта, шоколад и пирожные.

Полднях Алиса распорядилась сервировать на передвижном столике. Жиль заметил также, что она поменяла местами многие вещи, а на столе лежат восточные папиросы. Когда он уходил, их не было.. Наверно, она посылала за ними прислугу.

- Ты не рассердишься, если я буду Kypafb?

- Нет, дорогая.

- Даже если это обойдется тебе недешево? Пачка-то двадцать два франка пятьдесят...

Наблюдая, как она разыгрывает из себя даму, Жиль терзался угрызениями совести. Он злился на себя за то, что так сдержан и неласков с женой, ставил себе в вину даже свои тайные тревоги.

- Я не велела включать свет и запирать ставни. Мне нравится, когда на улице дождь, а дома так уютно. А тебе?

Она подбежала к кушетке и забилась в уголок. Жиль подсел к ней. Это был их час-три с лишним месяца они каждый день встречались в парке в это время.

- Представляешь, Жиль, как там было бы весело в такую погодку! Ты хоть доволен?

- Да, доволен.

Он сидел, прижавшись к ней, чувствуя щекой ее горячую плоть. Алиса надушилась, но он все не решался ей признаться, что не любит духов.

Марта, в белом фартуке, принесла шоколад и придвинула к ним столик на колесах.

- Погоди. Я только зажгу лампу на рояле. Абажур у нее розовый, и тут станет еще уютней.

Алиса вскочила с проворством молодого животного, при каждом движении обнажая свое юное нетерпеливое тело.

- Много тебе шоколаду? Пирожное с кремом или без?

И когда она вновь очутилась в объятиях Жиля, когда ее волосы защекотали ему щеку, он отвел глаза и стал рассматривать гостиную.

Мебель в ней была старинная, блестящая; ковер и обои - блеклых тонов. Он вспоминал такие же гостиные, которые ему подчас удавалось видеть с улицы зимой, в час, когда в городах еще не запирают ставни. Он украдкой заглядывал туда и возвращался к себе в гостиницу или за кулисы мюзик-холла, где вечно гуляют сквозняки.

- Тебе не хочется говорить?-шепнула Алиса.

- Мне хорошо...

Она не ошиблась. Жиль думал. Он всегда думал. Еще в детстве - мальчик он был худой и бледный, хотя никогда не болел, - про него говорили: "Он слишком много думает".

Это была не его вина. С кем он стал бы играть? Когда его родители случайно задерживались в каком-нибудь городе и Жиля на несколько месяцев отдавали в школу, он чаще всего не понимал языка одноклассников. Одевался не так, как они. Вел себя по-другому. Словом, оставался иностранцем.