Жорж Сименон - Премьер-министр (= Президент)

Думать о Филиппе Шаламоне было рано; пока что передавали только непроверенные слухи, и, даже если президент республики предложит ему сформировать кабинет, не было никаких оснований предполагать, что Шаламон на это согласится.

Мари, стоя за ним, рассеянно наблюдала, как он ест. Было ясно, что она никогда не научится вести себя, как подобает приличной горничной, и в один прекрасный день займет свое настоящее место официантки в каком-нибудь портовом кабачке в Фекане иди Гавре.

- Господин Премьер-министр выпьет липового чаю?

- Я всегда пью липовый чай.

Он удалился, сгорбленный, не зная, что делать с руками: по мере того как тело его оседало, они становились чересчур длинными. Иногда он говорил о самом себе:

- Если человек действительно происходит от обезьяны, я возвращаюсь к своим предкам - становлюсь все более и более похожим на гориллу.

Эмиль поставил на стол приемник - провод шел через окно к приемнику в автомобиле. Когда наступит время передачи последних известий, шоферу достаточно будет повернуь ручку. Это придумал Эмиль в первый же год их жизни в Эберге. В такую же бурную ночь, как сегодня, свет вдруг погас как раз во время небывало яростных дебатов в Организации Объединенных Наций.

Разгневанный Премьер-министр ходил из угла в угол по кабинету, освещенному, как сегодня, керосиновой лампой, с той только разницей, что тогда на ней не было абажура, и вдруг Эмиль постучал в дверь.

- Если господин Премьер-министр разрешит, я хочу внести предложение. Помнит ли господин Премьер-министр о приемнике в нашей машине?

В ту же ночь, закутанный в плед из меха дикой кошки - подарок канадцев, он устроился в "роллс-ройсе" и просидел в нем при тусклом свете радиолампочки до начала полуночной передачи.

С тех пор Эмиль, охотно выполнявший разные мелкие работы по дому, усовершенствовал свое изобретение, купил второй динамик и подключил его к приемнику в автомобиле.

Там, в Париже, не было никаких аварий с освещением, и, конечно, они не подозревали, что в Нормандии ураган вырывал с корнем деревья, валил на землю телеграфные столбы, срывал с крыш печные трубы. Журналисты и фотографы дежурили во дворе Елисейского дворца. Шел дождь. В кулуарах палаты и в буфете у окон толпились группы возбужденных дещ хзтов.

Тревожное молчание царило, должно быть, в министерствах, где падение каждого кабинета кому-то сулило продвижение, кому-то грозило отставкой. В своих департаментах префекты ждали с неменьшим волнением радиопередачи в 7 часов 15 минут вечера.

В течение сорока лет при подобных обстоятельствах в конце концов произносили одно и то же имя - его имя. Оно было якорем спасения. Чаще всего он сидел запершись в своей квартире на набережной Малакэ, в той самой квартире, которую занимал, когда стажером записался в сословие адвокатов.

Миллеран еще не служила у него в те времена. Она была тогда, вероятно, совсем маленькой девочкой, а вместо нее в одном с ним кабинете в молчаливом ожидании стоял у телефона, готовый схватить трубку при первом же звонке, нескладный молодой человек по фамилии Шаламон.

Между ними было двадцать лет разницы. И было любопытно наблюдать, как секретарь подражал походке, голосу и манерам своего шефа. Он перенял у него даже нервный тик, а по телефону отвечал так, что большинство людей по ошибке обращались к нему как к самому "господину министру". Но еще удивительнее было видеть на лице двадцатипятилетнего секретаря бесстрастное выражение, присущее зрелому человеку, чья душа зачерствела в течение долгих лет.

Не из-за этого ли подобострастного желания во всем ему подражать, не из-за постоянного ли поклонения, бесспорно искреннего и трепетного, которым секретарь его окружал, Премьер-министр приблизил Ша-ламона к себе и брал с собой из министерства в министерство - то в качестве чиновника по особым поручениям, то личным секретарем, то, наконец, начальником своей канцелярии.

Теперь Шаламон стал депутатом от Шестнадцатого округа и жил с женой, за которой получил солидное приданое, в роскошной квартире у самого Булонского леса. Как средство к существованию политика была ему вовсе не нужна, но он продолжал заниматься ею ради удовольствия. Кое-кто говорил даже, что политическая деятельность стала его пороком, ибо он отдавался ей с каким-то неистовым увлечением.

Однако, несмотря на то, что Шаламон являлся лидером одной из довольно значительных группировок, министром он был лишь раз, да и то всего три дня.