Аркадий Адамов - Личный досмотр. Черная моль

И еще вопрос: куда девался Козин? За две недели только раз звонил Гале по телефону. И девочка заметно грустит. Неужели увлеклась серьезно? Этого еще не хватало! А впрочем, что здесь плохого? Иметь такого зятя даже полезно.

Плышевский устало провел рукой по лбу, поправил очки и с хрустом потянулся. Надо заняться делами.

День прошел в привычных хлопотах.

А вечером в квартире Плышевского раздался неуверенный, короткий звонок. Олег Георгиевич в халате и теплых меховых туфлях сам открыл дверь. На пороге стоял тщедушный человечек в железнодорожной форме, с опухшим, угреватым лицом — Масленкин. Они уединились в кабинете.

Масленкин еще не ушел, когда в передней снова прозвенел звонок. На этот раз дверь открыла Галя. По ее радостному восклицанию Плышевский догадался: пришел Козин.

Через полчаса, незаметно выпроводив Масленкина, Плышевский вошел в столовую. Козин что-то с увлечением рассказывал Гале. Перед ним на столе стоял стакан чая, в блюдце лежал нарезанный кекс.

— Ну, дочка, дай-ка нам что-нибудь посолиднее! — весело сказал Плышевский, здороваясь с Козиным. — Дорогой гость у нас.

Галя с заметной неохотой выполнила его просьбу, и на столе появилась бутылка коньяка.

Первую рюмку выпили молча, жестом пожелав друг другу здоровья и удачи. Вторую — за Галю. Только после третьей или четвертой рюмки, когда щеки Козина заметно порозовели, взгляд стал веселым и дерзким, Плышевский спросил:

— Ну-с, так как наши дела, Михаил Ильич?

— Дела? — загадочно улыбнулся Козин и покосился на Галю. — Могу вас обрадовать, все в полном порядке. Преступники арестованы и в убийстве сознались.

— Что?! — Плышевский опешил от неожиданности.

— Представьте!

— Это Миша сделал! — с наивной гордостью заметила Галя.

— Ну, положим, не я один, — скромно возразил Козин. — У меня тоже начальники есть.

Плышевский пришел в себя быстро. «Ты, — язвительно подумал он, — ты, брат, осел. Здесь работала рука поопытней и поумней».

— У вас, вероятно, очень опытный и знающий начальник? — поинтересовался Плышевский.

Козин подумал было, что отвечать на такой вопрос не стоит. Но взяло верх раздражение на Коршунова, да легкий хмель от выпитого коньяка уже туманил и будоражил мозг.

— О начальниках плохо не говорят! — желчно ответил он.

— Тем более, если они того не заслуживают, — как бы дразня его, заметил с усмешкой Плышевский.

— Мой-то? Это еще как сказать! — И, уже не скрывая своей неприязни, Козин добавил. — Прыткий, конечно, и неглупый.

— Ну, ну, это уж вы сгоряча, дорогуша, — посмеиваясь, ответил Плышевский.

— Не верите?

— Нет. Вот если бы самому на него посмотреть. Хоть издалека…

— Ну что ж, — распалился Козин. — Приходите в эту субботу в «Сибирь». Знаете? Даже познакомлю. Его фамилия — Коршунов.

Плышевский невольно вздрогнул.

— А что он там будет делать, ваш Коршунов?

— Папа! — неожиданно вмешалась Галя. — Может быть, об этом нельзя спрашивать?

В продолжении всего разговора девушка сидела молча, с беспокойством следя за разошедшимся Козиным.

— Ты права, дочка, — сухо согласился Плышевский. — В самом деле, бросим этот разговор.

— Галочка, ты зря беспокоишься, — самоуверенно возразил Козин. — Я-то уж как-нибудь знаю правила конспирации.

Вечер закончился весело и непринужденно. Уходя, Козин настолько осмелел, что в передней даже попытался обнять Галю.

— Ты меня очень удивляешь, Миша, — шепнула она, мягко отстраняя его руки.

И Козин вдруг почувствовал какой-то скрытый смысл в этих, казалось бы, простых словах. Ему снова почему-то стало не по себе, как тогда, когда он однажды перехватил ее взгляд. Он неловко простился и вышел.

Как только Козин ушел — это было около одиннадцати часов вечера, — Плышевский перенес телефон в кабинет и позвонил Фигурнову.

— Оскар Францевич, ты? — почему-то понизив голос, спросил он.

— Мое почтение, Олег Георгиевич, — проворковал в ответ Фигурнов. — Чем могу быть полезен?

— Повидаться бы надо. Новости есть.

— Душа моя! Второй день не выхожу. Голос сел. А мне в большой процесс входить. Трагическая ситуация, смею заверить. Каждый час полощу горло, сырые яички глотаю.

— Тридцать лет тебя знаю, и каждый раз перед большим процессом у тебя голос садится! — засмеялся Плышевский. — А потом соловьем разливаешься.

— Нет, нет! — энергично запротестовал Фигурнов. — Тут случай особый. Председательствующим по данному делу будет Кротов. Процесс исключительно трудный. Так что, Олег Георгиевич, душа моя, приезжай ко мне…