Галина Романова - Любитель сладких девочек

Невзирая на голос разума, успокоился он, лишь опорожнив пару банок с пивом. Сунул в рот кусок аккуратно выложенной на тарелке колбасы и, без аппетита пережевывая, пошел с осмотром по дому.

После того памятного дня он теперь всегда так делал, когда возвращался.

Перво-наперво он поменял все замки на дверях и запоры на окнах. Самолично впускал и выпускал домработницу, не доверяя ей ключей от новых замков. И всякий раз, когда возвращался, шел с обходом.

Все было в полном порядке. Окна, двери, вещи — все на своих местах, как он их и оставил.

Теперь с полным основанием можно было заявить, что его дом — его крепость. Чего нельзя было сказать о доме Гарика. Почему все же дверь черного хода была приоткрыта? Либо тот забыл ее запереть, что маловероятно, либо ждал его появления, заметив слежку за машиной. Либо… Либо это сделал кто-то еще. Но его — Володин — осведомитель сказал, что ночной страж Машкиных окон больше не объявлялся.

Кто он вообще такой, черт бы его побрал? Сколько можно этому тривиальному делу обрастать все новыми и новыми людьми? Нелепые убийства, зловещие исчезновения… Триллер просто какой-то! Кто бы мог подумать, что из-за паршивых денег случится столько смертей! Причем смертей, никак не связанных друг с другом.

Володя застыл у окна, которое выходило на соседний двор, и надолго задумался.

А так ли уж случайны эти смерти? Может быть, между ними существует какая-то связь, которую ему все недосуг было проанализировать?

Итак, что получается…

Сначала погибает его жена. Погибает при необъяснимых и загадочных обстоятельствах. Потом страшная, но достойная смерть в рабочем поселке на самом краю земли. Следом загадочное исчезновение этой женщины — Машкиной матери. Это исчезновение и вовсе выбивалось бы из общей схемы, кабы не несколько маленьких деталей, узнав о которых он едва удержался на ногах. Так, далее эта женщина… Здесь все более или менее понятно. Много знала и хотела, мало жила. Таково, как будто, жизненное кредо всех несостоявшихся шантажистов…

Вот, собственно, и все жертвы. А, запамятовал!

Был еще его предшественник — Машкин муж, которому кто-то бросил в ванну включенный фен.

Сдается, с напряжением там проблем не было, и парень преставился мгновенно.

Так, теперь, кажется, все. И как же все эти смерти связать воедино? Где здесь связующая нить?

Панкратову даже стало душно, невзирая на приятную прохладу, разгоняемую по дому кондиционерами.

Неужели он не ошибается? Неужели за всем этим стоит один-единственный человек? Нет!

В это просто невозможно поверить!

Машка… Неужели все это проделала ты? Нет, ты не могла! Ты не могла хладнокровно отправлять на тот свет людей, а потом с милым недоумением оглядываться вокруг: «И как это меня угораздило?»

Надо же как некстати вспомнилась юмореска Ефима Шифрина. Кажется, он рассказывал тогда о какой-то кающейся грешнице. Может, это как раз тот самый случай.

Лезет же в голову чертовщина всякая!

Катьку она, например, и в глаза не видела, и знать не знала. Того ублюдка, которого на его глазах убили под окнами барака, она ну никак не могла порешить. На собственную мать руку разве что последний вурдалак поднимет. А эту чудную бабу в лиловых спортивных портках ей убивать было совершенно ни к чему.

Нет, невиновна, вынес вердикт Панкратов и заметно повеселел. Но стоило ему задать себе вопрос: что она делала в доме у Гарика, — как сердце опять защемило.

Стоит ли себя успокаивать? Чего ради он ее выгораживает? Ведь не знает он о ней ровным счетом ничего! И с Катькой она могла быть знакома, например, по годам студенческим. И в поселке могли орудовать по ее наводке. Мать свою запросто могла возненавидеть по той простой причине, что та ее спровадила на выселки, оставшись в ее шикарной квартире.

— Дерьмо! — Володя с силой ударил кулаком в оконный переплет, удивившись тому, что почти не чувствует боли.

Нет, боль появилась, вытеснив гулкую пустоту, но избавиться от нее не представлялось возможным. И помочь ему в этом мог лишь один человек, человек, которого он в данный момент люто ненавидел…

Она уснула. Наваждение, да и только. Как улеглась, подобно собачонке, под дверью, заперев ее перед тем, так и отключилась. А может, это обморок? Нет, тогда бы она чувствовала себя абсолютно разбитой и неспособной передвигаться. А тут как раз наоборот: ощущение полноты сил и бодрости.

Маша сладко потянулась, вытягиваясь в полный рост на пушистом ковролине и доставая кончиками пальцев до резной ножки двуспальной кровати. Интересно, а где прикорнул Гарик? И почему не сделал ни единой попытки ворваться сюда? Да, видимо, ее предположения насчет вероломства его намерений все же верны. И вся его страсть — это только пшик мыльного пузыря, не более.