Чарлз Тодд: Дар мертвеца

Маккинстри старался осматривать все тщательно, но не обижая Фиону. Он осторожно простучал стены, потопал по половицам, заглядывал в трубы и выдвигал ящики в самых больших комодах и шкафах, открывал сундуки и принюхивался к их заплесневелому содержимому. Он старательно делал дело, не выдавая своего состояния, не позволяя страданию отражаться на лице.

Когда Алистер собрался уходить, она проводила его до крыльца и захлопнула дверь, не дав ему сказать спасибо и попрощаться.

Оставшись одна, Фиона прижалась лбом к тяжелой дубовой двери и закрыла глаза. Вскоре проснулся малыш и стал шепелявя напевать себе под нос песню шотландских горцев, которой его научила Фиона. Она велела себе встряхнуться и крикнула:

— Иду, милый!

Но прошла еще минута, прежде чем она начала подниматься по лестнице.

Неизвестно, что Алистер Маккинстри доложил начальству, но через две недели к ней снова пришли. Инспектор Оливер захватил с собой сержанта Янга и обоих констеблей — Маккинстри и Прингла. Инспектор показал ей ордер на обыск. По его словам, Маккинстри, боясь ее обидеть, забыл осмотреть надворные постройки.

Фиона, раздираемая страхом и отвращением, разрешила им искать где угодно и как угодно, захлопнула перед ними дверь и увела ребенка подальше.

Кости нашли в конюшне на заднем дворе, они были хорошо упрятаны между задней стеной и небольшим помещением, в котором раньше жил содержатель конюшни. Необычно толстый слой штукатурки в одном месте заметил инспектор Оливер. Он простучал то место молотком, понял, что там пустота, и постучал снова, с интересом наблюдая, как крошится штукатурка. Подозрительный по натуре, он зашел в пыльную комнатку по другую сторону стены и обнаружил, что встроенный шкаф не такой глубокий, как казалось снаружи.

После того как снесли перегородку, из-за нее выкатился череп, а затем и другие кости, запрятанные в длинное узкое место. Череп лежал на земляном полу и скалился, констебль Маккинстри с трудом удержался, чтобы не выругаться.

Судя по прядям длинных волос, сохранившихся на черепе, останки определенно принадлежали женщине.

Арестовали Фиону в конце августа.

Кости, найденные в конюшне, послужили поводом для нескольких новых версий. Инспектор Оливер старательно изучал прошлое Фионы, стараясь не упустить ни единой детали. Ему удалось кое-что выяснить, новые сведения подтверждали версию, которая казалась ему неопровержимой. Посовещавшись с главным констеблем, прокурор счел нужным возбудить уголовное дело по обвинению в убийстве.

Фиона нашла людей, которые согласились присмотреть за мальчиком, и с болью в сердце отправилась в тюрьму. Она точно не знала, кто ее враг и как ему или ей удалось так ловко накинуть петлю ей на шею. Одно было ясно. Кто-то очень хорошо подготовился и проделал все весьма искусно. Кому-то понадобилось ее убить, причем сделать это враг задумал руками представителей закона…

Кто-то ее очень сильно ненавидит.

Но кто?

Спросить можно лишь одну персону, но к ней Фиона ни за что не обратится за помощью. Даже если ей будет грозить виселица.

В свое время она дала слово и не могла его нарушить.

По ночам она плакала из-за мальчика. Она очень любила его и не стыдилась своих чувств. Что ему теперь скажут о женщине, которую он считал своей матерью? Кто позаботится о нем, кто защитит его, если ее не будет рядом?

Одиночество стало почти невыносимым. Одиночество и праздность. Фиона не привыкла целыми днями сидеть в тишине, когда нечем скоротать время, когда нет ни книги, ни швейной иглы. Еще в детстве, живя в доме деда, она много читала, шила или писала письма. Теперь ей некому писать. Где те многие, кто называли себя ее друзьями, кто привечал ее сначала ради тетки, а потом и ради нее самой? Никто из них не навестил ее, она не услышала ни слова ободрения. Фиона поняла, что все ее бросили. Она сожалела, что нет рядом тетки, которая утешила бы ее.

Ей прислали адвоката, но ему она не поверила. Глядя в его узкие глазки, она поняла, что с ним надо вести себя очень осторожно. Он не из тех, кто доверяет женщинам.

Лондон, 1919 г.

Стоя на дороге, он смотрел на кладбище за низкой каменной оградой, на пологом склоне холма. Ночью прошел дождь, мокрые надгробные плиты чернели в бледном утреннем свете.

Сердце у него билось учащенно. Надгробные плиты притягивали его как магнит. Неожиданно для себя он обнаружил, что пытается разобрать написанные на них имена, зная, что среди них должно быть одно знакомое. Потом он усилием воли заставил себя отвернуться и посмотрел на колокольню, еще окруженную низкими дождевыми облаками, и на высокие окна над дверью. Ему хотелось верить, что он находится перед церковью в Банкоме, в графстве Корнуолл, хотя он понимал, что это невозможно. Он пробовал убедить себя, что стоит рядом с французским кладбищем, но и это тоже было неправдой.