Владислав Вишневский - Следы на воде

— С золотой икрой, шеф.

— Да. Как там у русских, возвратилась рыбка не простая а…

— Золотая, сэр!

— Именно, парень. Всем бы так, жаль, не часто случается. Но ты удачливый! Ты молодец! Допью кофе и поедем. Покончим с формальностями и отдыхай. Развёрнутый отчёт передашь мне лично, на дискете, когда подготовишь, и… — Шеф рукой подал знак официанту. Тот немедленно подошёл. Приняв кредитную карточку, с достоинством удалился. Шеф дружески похлопал Рея по спине. — И хорошенько отдохни, сынок, хорошенько. Ты заслужил. И ещё. Мне не звони, я сам на тебя выйду. Рад был, рад… Кстати, как там, — кивнув куда-то за спину, неожиданно спросил он. — С зачисткой обошлось, без?

Рэй понял.

— Слегка шеф, самую малость. Мелочи.

— Ну, сынок, мало много, сантименты забудь. В нашей работе жалеть не приходится. Врага жалеть нельзя, каким бы и где бы он не был, — основная заповедь разведчика. Так нет, мой мальчик?

— Да, сэр, абсолютно так.

— Вот и хорошо. Молодец! Умница! Этой красавице передашь мой привет. Скажешь, от твоего дяди. С неё этого хватит. — Приняв от официанта платёжную карточку, поднялся из-за стола, встал и Рэй. — Спасибо, мистер Хинклер, — глянув на фирменный бейдж официанта, поблагодарил шеф. — Передайте нашу благодарность мистеру Родсу. Всё было великолепно. И великолепная свинина — повар отменный! — и пианист, и музыка… Беллисимо! Великолепно!

— Обязательно передам, господа! — чопорно произнёс официант. — Ему будет приятно! Всегда рады видеть вас, господа. К вашим услугам!

С поклоном проводил гостей.

Сергей Витальич, боцман, а попросту Фантомас, выписавшись из больницы, уже всё знал о взрыве на яхте, о гибели Михалыча и Оленьки, не веря сказанному, первым делом поехал на кладбище.

Положив цветы, в тупом оцепенении долго стоял, не мог привести мысли в порядок. Глядел на свежую ещё могилу друга и товарища… И венки, и сам холм, и ограда, и надпись на деревянном кресте всё говорило о конечном пути Михалыча, о несвоевременном, непонятном, ужасном последнем причале друга, смотрел и поверить не мог. Наплывали слёзы, жалость к другу, душили рыдания, подкашивались ноги. Ослаб видимо от лёжки в больнице, с укором обругал себя Витальич.

Вспомнив, торопливо достал из-за пазухи бутылку водки, две большие рюмки, хлеб, банку с огурцами, кусок колбасы — на рынке прикупил. Оглянулся по сторонам… Нет, сесть было некуда и стола ещё тоже не было. Потоптавшись, Витальич присел на корточки, разлил водку по рюмкам, на одну положил краюху хлеба, осторожно, а всё одно расплескивая, поставил Михалычу. Как они, бывало, после рабочего дня, да на какие праздники вместе присаживались когда в кубрике, когда в гостиничном номере у… сейчас не важно у кого, главное, за столом присаживались, выпивали. А сейчас…

Сдерживая стон, растерянно покачал головой, ничего не видя из-за наплывших слёз, горько дёрнул головой, в одиночку махом выпил водку. Опустив голову, задумался. Забыл даже закусить. В желудке расплылось тепло, в голове ещё туманнее стало, грустнее. Мысли путались. Подсовывали разные воспоминания крепкой и долгой его дружбы с Михалычем. Каким он был добрым и хорошим, и смелым и… настоящим, а… вот, похоронен. А лучший друг его, Фантомас, его бессменный помощник, боцман, Витальич, на похоронах не был. Совсем не был. Не был, не был! В больнице лежал. В реанимации. «Прости, Михалыч, — повторяя, шептал Витальич. — Я не знал. Прости, друг, прости!» И вот он здесь лежит, погиб. Как? За что? Кто посмел? Мысли одна на другую наплывали, перемешивались, наскакивали, как кадры в плохо склеенном кино… И Оленька погибла и… Павел тоже, наверное. Только он, боцман, один жив и остался, да и то, сказали, благодаря случайности. Если бы не… Нет, нет, не поэтому Витальич жив остался. Он жив остался чтобы отомстить той сволочи. Тому террористу, который руку посмел поднять на… на… живых людей. Жаль к Оленьке сейчас нельзя на могилку сходить, глотая слёзы, крутил головой Витальич, какая девочка была, по сути дочка, её родители грузом «200» в Москву увезли. Надо бы съездить. Надо! А Павел… Павел! Молодой, сильный, красивый… Пловец! Дайвер… Он…

На этой мысли мозги боцмана клинило. Он переставал носом хлюпать. Воодушевлялся. В глазах появлялась надежда. Хорошо помнил, как Павел на воде держался, как красиво плавал, как нырял… Как сам боцман. Может даже и лучше. Хотя, куда уж лучше. А с другой стороны, они — молодые! — по нынешним временам кому угодно фору дать могут. И Павел такой. Классный парень. Классно и плавал. Как дельфин, как касатка, как нерпа. Нет, как все они вместе. Ай, Павел-Павел, размазывая слёзы по щекам, расстраивался боцман, как же ты так? Где ты, что с тобой? Ты не по… по… Ты ранен, тебе плохо? Я помогу тебе. Приду на помощь! Жди! Держись! Никак невозможно было поверить в гибель и Павла. Ведь Фантомас же выжил, и Павел должен был выжить. Не мог не выжить. Его быть может оглушило, взрывной волной ударило или доской какой, но для такого пловца, для молодого, сильного мужчины это… это… как… Сердце Витальича наполнялось уверенностью, в такое не трудно было не поверить, к тому же, тело было не найдено, как сказали. Не появилось, не всплыло. Значит, нужно сильнее искать, определил для себя Витальич. Хорошенько всё нужно исследовать. Своими ногами, глазами… И он знает как это сделать, знает, кому это под силу. Он сейчас же пойдёт, немедленно… Помянёт только Михалыча…