Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!

— Подслушивающие ничего хорошего о себе не услышат, — указал он.

— Это часть моей работы. Я должна быть в курсе всего. Именно так мне удалось выяснить, что произошло с твоим еженедельником. Я услышала, как управляющий пожаловался швейцару, что люди подписываются на периодические издания и не забирают неделями, поэтому он решил выбрасывать их, если люди не спускаются и не уносят свои газеты и журналы до девяти утра.

— Я спускаюсь к девяти.

Она задержала взгляд на отце.

— Практически никогда. Ты уходишь на работу к десяти или к одиннадцати, а вечером возвращаешься, когда я уже в постели.

Он дал ей рассказ Саки, который, вероятно, имел отношение к той жидкости, которую ее мать пила из маленького графина в ресторане, где подавали суши. Кот Тобермори научился говорить и выбалтывал чужие секреты, и люди решили его отравить. Ничего у них не вышло: его убил в драке другой кот, но взволновало Шейлу как раз не это. Она знала, как сделать так, чтобы тебя не отравили. Для этого всего лишь требовалось, чтобы кто-то пробовал твою еду первым. Она также решила: если ей разрешат завести кота, она назовет его Тобермори, но звать, конечно, будет Тоби. Подумала, а не изменить ли имя набивной бело-серой кошки, которая досталась ей в наследство от матери, но пришла к выводу, что это неправильно — менять кому-то имя в столь почтенном возрасте. Ее матери было пятьдесят, то есть материнским набивным игрушкам… почти пятьдесят. Еще раньше Шейла хотела изменить свою фамилию. В прошлом году спросила, может ли она зваться Шейла Лок вместо Шейла Лок-Уайнер. Заявляла, что девочка должна носить девичью фамилию матери, и это правильно с точки зрения прав женщин. Но мать сказала, что такое изменение обидит отца, что он вырос с такой фамилией и от Шейлы требуется одно: вежливо напоминать людям, как произносится ее фамилия, Уайнер.

Как будто это звучало лучше.

Раскрыв дело о пропаже отцовского еженедельника, Шейла почувствовала, что ей необходимо начать новое расследование. Она написала небольшое объявление, рекламируя свои услуги, но управляющий отчитал ее, сказав, что такие объявления вешать в коридорах запрещено. В доме, где проживала ее семья, действовало множество подобных правил, чуть ли не больше, чем в школе. Например, никаких курьеров и посыльных дальше вестибюля не пускали. Отчасти и по этой причине газеты и журналы оказывались на большом столе, а потом их выкидывал злобный управляющий.

Жильцы дома всегда говорили, что это очень хорошее правило и благодаря ему дети могут спокойно ходить по дому и никогда не встретят постороннего человека. Но детей в доме было немного и Шейла с ними не дружила, поэтому с радостью обменяла бы это правило на возможность получать еду из китайского ресторана прямо у двери и есть ее еще в пижаме. Это же так уютно: есть китайскую еду с родителями, когда все одеты только в пижамы, — но поскольку кому-то приходилось спускаться вниз, ничего такого не получалось. Да и вообще они редко обедали всей семьей, потому что ее отец работал допоздна. Говорил, что он сова и ничего не может с собой поделать. Иногда мать ела вместе с Шейлой, иногда выпивала стакан вина, пока Шейла обедала в одиночестве. В их квартире была номинальная столовая, но по назначению она использовалась редко, выглядела очень уж обязывающей. А они, по словам отца, предпочитали неформальную обстановку. Поэтому обходились кухней — яркой и веселой.

Но все остальные, гости и незнакомцы, обожали столовую за пугающие ярко-алые стены и люстру, которую ночью не составляло труда принять за монстра. «Это прекрасная квартира». Так говорили все, едва переступив порог. «Какая прекрасная квартира!» Они хвалили вкус родителей. Они восторгались книжными полками, маленьким кабинетом, который родители делили между собой, полами, между прочим, из паркета, и Шейла выяснила, что это не сорт маргарина. Если ее мать вела кого-то по коридору в который выходили двери спален, она извиняющимся тоном обычно говорила: «Спальни у нас скромные». Шейла чувствовала, что эти слова только подогревали интерес к спальням. Размерами они не впечатляли, шкафы оставляли желать лучшего, так что самую маленькую из трех, посередине, родители превратили в гардеробную. Отцу досталась одна половина, а матери — вторая. Шейле пришлось довольствоваться крохотным стенным шкафом в ее спальне.

В то лето, когда ей исполнилось одиннадцать, она начала проводить много времени в гардеробной, где и нашла шляпу с двумя козырьками, принадлежащую матери.