Андраш Тотис - Убей когда сможешь

Жиле наконец к ним повернулся. Широкий нос картошкой цвел на его красноватом лице. В руках он держал поднос с каким-то странным, напоминающим гипсовый раствор напитком.

— «Любимый напиток чемпиона», — гордо произнес гигант.

— Да? — Альбер часто встречался с рекламой этого повышающего кондицию напитка и каждый раз решал обязательно его попробовать. К сожалению, продавали его только в специальных магазинах и имеющих на то разрешение клубах, где занимались повышением кондиции. В самом ли деле — к сожалению? Напиток и на вкус напоминал гипсовый раствор. Альбер вспомнил о рекламе напитка, на которой парни со вздувшимися мускулами и девушки с прекрасными фигурами пили эту гадость с огромным удовольствием.

— Витамины, белковые концентраты — секретный рецепт фирмы, — гордо произнес Жиле, словно сам изобрел этот коктейль. — Для вкуса я добавляю в него авокадо. Ну, каков?

— Хорош, — хором заявили полицейские.

Альбер с задумчивым лицом поставил стакан и вынул из кармана блокнот.

— Как его убили? — неожиданно спросил Жиле.

На афишах он фигурировал под кличкой «Палач», и, когда на мгновенье взгляд его помрачнел, оба полицейских поняли, почему он ее получил.

— Ему перерезали горло.

— А кто?

Альбер оторопел.

— Да вот… мы думали… может, вы нам поможете.

— Я? — На лице гиганта отразилось удивление. — Как же я могу помочь? Я даже не знаю, где это случилось и когда.

— На улице, у бара «Рэнди кок». Ночью.

— Весьма сожалею. — Жиле сделал глоток коктейля, словно подтверждая этим свои слова. — Я в такие заведения не хожу.

— Мы не это имели в виду. Но вокруг состязаний разгорелись такие страсти… — Конец фразы словно растворился в воздухе.

— Думаете, кто-то из нас? — Жиле поставил стакан и осторожно приподнялся со стула, Альбер последовал его примеру. — Исключено, — продолжал «Палач», а Альбер снова опустился в кресло. — Если б я захотел с кем-нибудь рассчитаться, я сделал бы это голыми руками. А вот нож, бритва… знаете, кто за них хватается?

Альбер думал, что знает. Он двадцать лет служит полицейским в Париже.

— Преступники, хилые сутенеры, — сообщил им свое мнение Жиле.

— Однажды я… — горячо начал Буасси, однако под взглядом Альбера осекся.

— Но Фанфарон был таким же сильным, как вы. Может, еще сильнее. Вы осмелились бы принять его вызов?

Жиле встал и направился к стойке бара. То ли он хотел еще выпить, то ли не желал, чтобы они увидели его взгляд. Ясно было одно: стаканы полицейских еще полны.

— Все об этом спрашивают, — сказал он после небольшой паузы. — Журналисты. Мои знакомые. Официанты в ресторанах, незнакомцы на улицах. А теперь еще полицейские. Некоторые говорят, что я трус, поэтому протестую против кетча. Одна журналистка назвала меня гуманистом. Нет! Это не так. Я не трус и не гуманист. В любое время мог бы померяться силами с этим хвастливым малым. Вы спросите, но тогда почему же я не желал этого делать?

Альбер действительно спросил бы, если б осмелился перебить.

— Видите ли, мы обычно об этом не говорим, хотя все знают. На арене мы ведем не настоящую борьбу, а даем представление. Понимаете? Представление. — Он говорил медленно, раздельно, чуть ли не по слогам, будто объяснял что-то недоразвитым детям. Махнув рукой, немного спокойнее продолжал. — Мы не спортсмены, а актеры. Думаю, разница понятна. Это моя профессия, понимаете, мое ремесло, которое я люблю. — Он снова вошел в раж и, как оратор на трибуне, бичующий грехи человечества, возвышался за стойкой бара. — А теперь скажу вам, что нужно публике. Слушайте внимательно, это весьма поучительно. Зрителям нужна кровь. Разгул страстей, скандал. У нас они это получают. Они знают, что их обманывают, однако делают вид, будто не замечают. А сказать вам, что произойдет, когда явится такой скот и организует состязание, где на самом деле друг друга убивают?

Полицейские переглянулись. К счастью, им не нужно было отвечать на вопрос. Жиле сам подавал себе мячи, которые мог красиво погасить.

— Я вам скажу, что произойдет. После этого зрителю потребуется настоящая кровь, настоящее убийство!

— Быть может, не всем… может, только… — Буасси в замешательстве развел руки.

Жиле не дал ему собраться с мыслями, сказать, что, мол, он, Буасси, тоже не прочь сходить на такое состязание, только бы билет достать, ему страх как любопытно посмотреть, что они там делают друг с другом на самом деле, однако он не хочет, чтобы эти соревнования проводились всегда, ведь он же не садист. Жиле его перебил. У него самого было что сказать, и он вовсе не желал, чтобы его перебивали.