Елена Яковлева - По правилам корриды

Вспомнив о машине, Измайлов подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы. Во дворе стояла милицейская машина! Прямо возле Машкиного подъезда! Это они, они! Уже успели порыться в Машкиной сумке и нашли документы! Все, он пропал! Мгновенно забыв о рыжем чемодане, Измайлов бросился в коридор, а оттуда на лестничную площадку. Побежал сначала вниз, но потом, услышав приближавшиеся шаги и голоса, ринулся вверх. В несколько прыжков достиг девятого этажа и приник к окошку, выходящему во внутренний дворик.

«Сейчас они войдут в квартиру, а я потихоньку выскользну из подъезда…» — пульсировало в его раскалившемся мозгу. — Или лучше на лифте? Нет, не стоит…»

Но все планы разрушил отчетливый возглас снизу:

— Товарищ майор, да тут кто-то уже побывал! Похоже, совсем недавно!

И еще один:

— А ну-ка, ребятки, быстренько осмотрите дом, может, еще не успел далеко уйти!

Измайлов вжался в угол и бросил затравленный взгляд в небольшое окошко на лестничной площадке. Это безумие, запульсировала в виске кровь. А что не безумие? Связаться с Машкой, а потом по неосторожности ее прикончить? А нары? А рецидивисты, для которых он будет противным чистеньким интеллигентиком?

И уже распахнув створки окна и шагнув с подоконника в пустоту, он вдруг все так ясно сопоставил: краски, кисти, мольберт! Понял, понял! Вот в чем главная Машкина тайна, в том, что она достойная дочь своего папаши, хоть и незаконная! О пропаже рисунков догадались бы еще не скоро, потому что там, в квартире Андриевского, остались копии! Копии!

— Заткнись! — зло процедил Чушка, обернул к Лиле свою злобную рожу и будто стальными тисками сжал ей предплечье.

Лиля перестала всхлипывать, но зато стала икать. Ей было больно и противно. Этот боров избил ее и в ванной, куда проводил переодеться. Да еще оттаскал за волосы, так что теперь до головы не дотронуться. Правда, на этот раз он старался не оставлять синяков и рот ей зажимал, чтобы не кричала. Как же она его ненавидела! Временами эта ненависть даже перехлестывала страх. Но вспомнить его не могла.

Да, был в ее жизни период, когда она баловалась клофелином, вынужденно, поскольку сидела на мели. От Филиппа тоже никакой помощи не было, он тогда еще только подкатывался к богатой вдове Андриевского. Вот только все клиенты для нее так и остались на одно лицо. И навара-то, если честно, с них было с гулькин нос, какие-то бедняки все попадались. Не много она на них разжилась, хотя «Панасоник», кажется, она где-то прихватила, но загнала недорого, за гроши. Одному знакомому барыге, сама-то на барахолку с ним сунуться побоялась.

— Я сказал заткнись! — снова гаркнул на нее этот выродок с поросячьей мордой.

«Чтоб ты сдох, урод!» Лиля набрала в грудь побольше воздуха и задержала дыхание, икота и впрямь скоро прекратилась.

Тот, второй, что Лилю и пальцем не тронул, а, наоборот, вступился за нее, сидел за рулем джипа какой-то грустный-прегрустный, безучастный ко всему, но она понимала, что он главнее. Как скажет, так и будет.

— Ну где, говори? — окликнул он ее через плечо, когда они выехали на Кутузовский.

— Вон там… За светофором сразу направо, — показала Лиля.

— Направо так направо, — пробормотал Буханка и повернул к хорошо знакомому Лиле дому.

Что будет дальше, Лилю почти не занимало, пусть Филипп теперь выкручивается, а она при первой возможности смоется. А в том, что это ей удастся, Лиля почти не сомневалась: начнется суматоха, не исключено, что кто-нибудь даже успеет вызвать милицию — ведь в квартире есть сигнализация…

— Ну, какой подъезд? — снова спросил тот, что главней.

— Второй с конца, — буркнула Лиля и выкатила глаза, увидев, как от дома отъезжает темно-зеленый «Фольксваген» Филиппа.

Буханка сразу заметил, как она переменилась в лице, и насторожился:

— В чем дело?

Сначала Лиля хотела их обмануть, а потом решила: «А чего я, собственно, должна одна отдуваться?»

— Это как раз он отъехал, — доложила она. — На «Фольксвагене».

— И куда он направляется? — поинтересовался Буханка.

— Понятия не имею, — пожала плечами Лиля.

— Что будем делать? — заерзал на сиденье Чушка.

— Поедем за ним, — преспокойно отозвался Буханка и чуть-чуть приподнял стекло рядом с собой. Ноющий с утра зуб вроде начал потихоньку утихомириваться, и теперь Буханка суеверно боялся его застудить, хотя воздух, врывавшийся в салон машины, был почти раскаленным. В Москве стояла небывалая жара.