По слегка припухшим после Викиных оплеух губам Филиппа проскользнула мимолетная улыбка:
— Да я много раз об этом думал… Странно, почему ты сама с Измайловым не договорилась, вы все-таки родственники, а я так, сбоку припека…
— Смотри ты, какой умник, он думать, оказывается, умеет, — фыркнула Вика. — А то, что в таком случае ты на нары загремишь, ты прикидывал? За мошенничество, многоженство, я уж не говорю о том, что ты сотворил с Юлией. И не надо на меня таращиться: во-первых, мою причастность к этому доказать будет очень трудно, а во-вторых, не забывай, что я пока что несмышленая школьница!
— А по мне, на нары так на нары, — отмахнулся от нее Филипп, — и чем скорее, тем лучше. Потому что все это мне до черта надоело, понятно?
— Ну ты, ну ты… — Вика с трудом подбирала слова.
— И вообще, — он наконец вспомнил о главном, — я же тебе еще не все сообщил. Мне же этот докторишка, этот хапуга из психушки сегодня звонил и знаешь что сказал?
— Что?!
— А то, что Юлия куда-то пропала, нету ее в психушке, нету!
— Как это нету? — От волнения Вика стала грызть ногти.
— Очень просто, нет и все. Сказал, что заявил в милицию, и велел известить, если его любимая пациентка объявится в Москве. — Филипп с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, а так хотелось, черт возьми. На нары он, конечно, попадет, но прежде все рухнет, и эта соплячка наконец поймет, что она не пуп земли.
— Только этого не хватало! — Вика села прямо на пол, подогнув под себя ноги. — Одна новость хреновее другой! А ты, что же ты так долго молчал? Нужно ее найти, скорее найти, пока она не подняла скандал. — Чтобы сосредоточиться, она зажмурила глаза и крепко-накрепко стиснула зубы, отчего ее привлекательное в общем-то личико стало здорово смахивать на сморщенную обезьянью мордочку. — Нет, сюда она, конечно, не пойдет… Что до друзей-приятелей, то таковых у нее, насколько я знаю, нет, сначала папаша об этом позаботился, потом ты… Ладно, в любом случае для начала ей нужно переодеться и привести себя в порядок. Где это сделать? Только на даче. — Она снова уставилась на Филиппа. — Так, ангелочек, быстро собирайся! Едем в Ключи!
— Никуда я не поеду, — вяло запротестовал Филипп, но Вика уже больно вцепилась в его запястье острыми коготками и потащила в прихожую.
Он в общем-то и не сопротивлялся, потому что… А, гори оно все синим пламенем!
Измайлов не спал. Или все-таки спал? Иначе откуда это видение, — как будто Машка очнулась там, под деревом, пешком пришла к нему и поскреблась в дверь:
— Ты что же это меня бросил одну в глухомани? Под утро так холодно и сыро…
Измайлов весь затрясся и бросился к двери — проверять, может, она и вправду на лестничной площадке, босая и растрепанная. Честное слово, он бы обрадовался, он бы ее горячим чаем отпоил, наобещал бы с три короба, лишь бы она была жива. Но за дверью было тихо и темно, ни шороха, ни вздоха. А он еще позвал протяжно, шепотом:
— Маша… Маша…
Шатаясь, пошел на кухню и выпил немного коньяку, чтобы голова хоть чуть-чуть прояснилась. Сел на табурет, опустил плечи и уставился в пол. Вдруг заметил пятно: Машкину кровь он замыл, и ту, что на столе, и ту, что на полу, но ореол на линолеуме все-таки остался, бледный, но отчетливый. Бросился за тряпкой, наплескал воды, а когда высохло, — тот же эффект. Мерещится ему, что ли? Притащил из ванной стиральный порошок и щедро осыпал им пол, так, что потом долго не мог избавиться от лохматой пены, руки до мозолей стер.
Ранний июльский рассвет он так и встретил, с мокрой тряпкой в руках. Уставился в окно, за которым уже намечались первые признаки всеобщего пробуждения. Кто-то внизу уже заводил машину, какой-то мужичок с рюкзаком за плечами уверенно держал курс в сторону метро. Еще час-полтора, и город потонет в привычном шуме и суете… И Машку кто-нибудь найдет, вызовет милицию, а дальше закрутится машина… Нет, зря, зря он все-таки оставил при ней сумку, если там есть документы, все произойдет очень быстро, слишком быстро, а он, Измайлов, к этому пока не готов. До сих пор кухню отмыть не может.
Да почему они, собственно, вообще должны связать его с Машкой? Об их отношениях не знала ни одна живая душа. Стоп, а если она кому-нибудь проболталась или, не дай бог, дневник вела, в который записывала сердечные стародевичьи тайны? Ну нет, это на Машку не похоже. А то, что она оказалась внебрачной дочерью Андриевского, такое он разве мог предположить? Пусть даже это всего лишь фантазия, разве мог он представить, что такие мысли теснятся в ее голове? И о чем сие говорит? О том, что он плохо знал Машку, а может даже, не знал вовсе.
Читать дальше