Анна Михалева - Дом с привидением

Виола, преисполненная гордости за то, что отец подчеркнул их общность, живо вскочила со стула и понеслась в кабинет отца на полусогнутых.

— Это теперь до самой полуночи, — тоскливо протянула Сашка.

— А ты, значит, не в деле? — участливо обратилась Виктория к оставшемуся Борису.

Тот пожал плечами:

— Видимо, меня оставили тебя развлекать.

— Ну и славно, — Виктория хлопнула ладонями по скатерти и тоже поднялась. — Кофе вы пьете по-прежнему в гостиной?

Виола сжала руки, а глаза ее наполнились мольбой:

— Папа, позволь мне поговорить с тобой еще раз!

Мамонов поморщился и склонился над бумагами, приняв крайне неприступный вид.

— Папа!

— Вот уже который раз ты начинаешь этот бессмысленный разговор, — буркнул он. — Когда же тебе надоест?

— Папа! — она села за стол и робко посмотрела на него. — Объединение — это не во вред, а на пользу.

Аркадий Петрович протяжно вздохнул, но ответил:

— Мне не нравится твой проект. И не нравится, что ты за моей спиной собрала представителей моих компаний. Не нравится!

— Почему же за спиной? Председателем собрания будешь ты.

— Не понимаю, зачем тебе вообще понадобилось это собрание. Я не изменю своего решения даже перед лицом смерти, потому что объединение всех моих компаний под одной крышей означает создание холдинга и уменьшит наши доходы ровно вдвое! Как бизнесмен я не могу пойти на такой шаг в трезвом уме и твердой памяти. Нужно спятить, чтобы такое совершить, понятно?!

— Но зато ты легализуешь свой бизнес, — тихо заметила дочь.

— Да. А зачем? Чтобы меня сжевали в конце концов. Пока мои предприятия работают по отдельности, все идет отлаженно и спокойно. А стоит объединиться, как я столкну лбами чуть ли не половину всех конкурентов, которые существуют в нашей стране, да еще и из-за границы прихвачу.

— Но ты станешь чуть ли не самой мощной экономической силой. Тебе будет многое подвластно.

— Мне и так почти все подвластно, — Аркадий Петрович кашлянул, — власти у меня предостаточно. А стоять на пьедестале мне не хочется. Слишком заметен, могут скинуть.

— И что будет на собрании?

— Выпьем пива и разойдемся.

— Но папа!

— Хватит об этом, — рявкнул Мамонов. — Ты берешься за то, о чем не знаешь.

Кухарка Галя поставила поднос с кофейным сервизом на стол и тихо замерла в проеме дверей. Она осталась полюбоваться Викторией. Та села за рояль, тонкие пальцы пробежали по клавишам длинным арпеджио. Потом она закинула голову назад и закрыла глаза, задумавшись.

— Мне нравится этот дом, — тихо произнесла она.

Остальные разместились на диванах и креслах вокруг столика. Только Борис облокотился на крышку рояля, приняв причудливую позу, правда, при его пухлой комплекции это выглядело не совсем эстетично. Владелец обширных ягодиц сохранял на своей физиономии налет романтического ожидания, какое свойственно лишь юнцам.

— Как ты находишь тетушку? — Серега сделал акцент на последнем слове, словно слово «тетушка» по отношению к Виктории было не просто неуместным, а прямо-таки неприличным.

— Не слишком изменившейся, — пожала плечами Сашка.

— Знаешь, а ведь вы похожи, — он взял ее руку, поднес близко к лицу и принялся с интересом вглядываться в ее ладонь, словно надеялся там прочесть причины этой поразительной внешней схожести.

— Да? — усмехнулась Сашка и выдернула руку. — Ты весь вечер так пялился на мою тетю, что мне показалось, ты больше ничего заметить не в состоянии. И вот усмотрел…

— Нет, в самом деле, — настаивал он и положил свою ладонь на ее локоть. — Тот же разрез глаз, линия губ, овал лица и цвет волос… — Серега уперся в нее немигающим взглядом, от чего Сашка почувствовала себя как-то неуверенно.

Ей захотелось пересесть на другой диван, хотя бы поближе к Андрею Фокину и Скупому, которые в течение ужина не проронили ни слова (Скупой, потому что постоянно что-то жевал, а Фокин по обычной причине — он вообще редко говорил, если первым словом не должно было звучать «я»). Но, во всяком случае, эти молчаливые ребята не вводили ее в странное замешательство и не мешали наслаждаться вечером. А Серега своими разговорами мешал. Сашка даже дернулась, чтобы встать, но он удержал ее рядом с собой и продолжил, не сводя с нее глаз:

— Вот если бы волосы твои не вились мелкими колечками, а были бы прямыми, и если бы…

— И если бы мне было уже за сорок! — не выдержала она.

— Когда-нибудь эта угловатая девочка с порывистыми жестами и детской припухлостью на скулах вырастет и пройдет по холлу нью-йоркского отеля «Паллас» поступью королевы. И все присутствующие, от эмира, снимающего пентхауз, до мальчика-коридорного, застынут в этом холле соляными столбами, — с неожиданной патетикой в голосе заключила Виктория и, открыв глаза, уставилась почему-то на Бориса. — Поверьте мне. Я наблюдала эти чудесные превращения не один раз.