Анна Михалева - Дом с привидением

«Ну, допустим, что Павел актер. Хотя он никогда не признавался в этом. И что из этого следует? Что он выдает себя не за того, кто есть на самом деле? А за кого он себя все-таки выдает? За призрака? Но отец не может поверить в это. Или… Отец просто так во всякую чушь верить не станет, ему нужны доказательства. Значит, Павел предоставил ему эти доказательства. Иного не дано. В таком случае, куда Павел меня приглашал с собой?»

Она покачала головой. В то, что Павел призрак, она верить не желала. Скорее верила в то, что он затеял странную игру в этого призрака, что ему удалось убедить в этом всех. А может быть, отец делает вид, что поверил ему, потому что так выгодно. Ну какой нормальный человек, скажите на милость, поверит в то, что призрак спустился на землю и живет в человеческом доме? На дворе конец второго тысячелетия, не средние же века, в самом деле! Так говорило ей сердце.

А вот разум подсказывал, что сердце ее не право. Ведь все, что творится в доме с появлением Павла, может происходить разве что в палате для умалишенных. А они все нормальные люди. Значит, ненормален Павел. Не в том смысле, что у него крыша отъехала, а в том, что он действительно не совсем человек.

«Господи! Да как же во всем этом разобраться? И почему Синичкин, узрев снимки, решил, что узнал тайну всех преступлений? Как это все связано?!»

Пока она думала, успела принять душ, переодеться и даже выпить кофе на пустой кухне. А потом пошла к пруду. По дороге встретила дворника Игната, который и сообщил, что Аркадий Петрович уже вернулся домой и пошел прогуляться до беседки.

Сашка, теряясь в неприятных догадках, опрометью бросилась туда же. Почему ей казалось в тот момент, что не в библиотеке, а в разговоре с отцом ей откроется некая страшная тайна? Она не могла сказать. Она хотела увидеть отца всем сердцем, потому что устала от неразберихи последней недели, но одновременно боялась узнать что-то, что перевернет ее представления о собственной жизни, да и о жизни ее семьи.

Мамонов сидел в беседке. Сашка добежала до нее и застыла в двух метрах, не решаясь подойти ближе. Он оглянулся на шум и, улыбнувшись, похлопал ладонью по скамейке, приглашая сесть рядом.

— Я сижу тут и размышляю, что тебе сказать?

Она почувствовала в нем напряжение, словно он не решался сделать первый шаг. Она присела рядом и замерла, опустив голову.

— Прежде всего я хочу, чтобы ты навсегда запомнила, что самое дорогое в моей жизни — это ты и Виола. Самое дорогое. Дороже вас у меня никого не было, нет и не будет.

— Я знаю это, папа.

— И еще у меня была ваша мама. Я очень ее любил. Когда ее не стало, я поверил, что мир перевернулся, что теперь ничто не имеет значения.

— Знаешь, о чем я вспомнила? — она усмехнулась. — Ты никогда не бросал окурки под ноги, помнишь? Ты всегда говорил, что нужно беречь свою Родину, начиная с малого. А потом ты перестал беречь Родину, ну это как-то глупо звучит, когда речь идет о мелком мусоре. Только меня это в первый год без мамы удивляло. Ты бросал окурки под ноги, и вообще, в этом смысле тебя словно подменили…

— Правильно, детка, ты попала в самую точку. Меня перестало заботить все: и окружающая среда, и богатство страны. Единственное, чего мне хотелось, так это сделать вашу жизнь похожей на сказку. Пусть сказку без главного, без мамы, но сказку. Чтобы вы с Виолой не знали никаких проблем. И у меня это получалось до недавнего времени.

— Я все равно не понимаю.

— Мне надо было выбрасывать окурки в урну. А я этого не делал. Я говорю тебе это потому, что, наверное, ты узнаешь обо мне много такого, чего я бы не хотел, чтобы ты знала. Помни, что в последнюю минуту я сожалел.

— Папа, ты так говоришь, словно собираешься на голгофу, — голос ее дрогнул.

— Ну, вряд ли на голгофу…

— Это как-то связано с Павлом?

— Разве он не говорил с тобой?

— Он говорил странные вещи, что я должна выбрать между семьей и им. Что там, куда он меня приглашает, не будет ни тебя, ни Виолы, ни Виктории. Знаешь, он говорил так, словно речь шла о каком-то другом мире…

Тут Сашка осеклась, глянула на отца испуганно и, прикрыв рот рукой, прошептала:

— Боже, папа! Он действительно говорил о другом мире? Папа, это что, все правда?!

— Отчасти, детка, отчасти.

— Ты веришь в эту чушь?! Ты веришь, что он призрак?

— А ты не веришь?

— Да я просто не могу в такое поверить! Это же фантастика, причем даже не научная. Ну, мы все верим в бога, даже в церковь стали ходить. Только это же совсем другое. Бог же не спускается из-под купола, как какой-нибудь воздушный гимнаст.