Irene - Эфффект линзы

— В классе у тебя тоже не очень хорошие отношения, да?

Она кивнула, покосившись на двери, будто ожидала, что кто-то из ее недоброжелателей будет нас подслушивать.

— Я же им ничего не делала… Не смеялась, не обижала, не подставляла. Чего они не хотят со мной разговаривать?

— Знаешь, люди не всегда понимают друг друга. А особенно — в таком возрасте. Вот о чем, в основном, разговаривают твои одноклассники?

Маша равнодушно пожала плечами.

— Парни — о футболе, о боксе, но вообще… наверное, они больше не между собой говорят, а над кем-то смеются и прикалываются. Знаете про половую тряпку?

Я чуть заметно улыбнулся. Вся школа слышала, что 9-В подвесил на люстру тряпку, которая потом, прямо посреди урока, успешно свалилась на голову злобной математичке Анне Павловне.

— Ну вот, мне было не смешно. Все-таки, человек же…

— А девчонки?

— Жаль, что вы не бывали в женской раздевалке перед физрой. «А он такой пришел… а он такой говорит… а я протупила… А он потом смску прислал: «Я больше не буду, давай мириться»…» Ну, или что-нибудь… — она понизила голос до шепота, — про секс…

Да… Девочки взрослеют намного быстрее. И тому, кто не интересуется подобными темами, остается только делать вид, что его нет рядом.

— А о чем бы ты хотела говорить?

Она помрачнела еще больше.

— Вы скажете, что я странная.

— Не скажу, ты же знаешь.

Маша взглянула на меня исподлобья, таинственно прищурив глаза.

— Я люблю загадки. Неважно, какие. Люблю о душе, о смысле жизни разговаривать… Как это может быть не интересно? Вот что со мной будет, если я умру?

Я замер, тяжело сглотнув. Ужасно захотелось пить.

— Ничего. А самое страшное, что ты никогда не сможешь узнать, что было после того, как ты умерла. Никогда.

Она покачала головой с легкой улыбкой.

— Не-а, Кирилл Петрович. Вы ведь тоже ничего не знаете, как и я. Вот меня это интересует. Откуда мы, куда мы… И история, конечно. Особенно средневековье. Иногда кажется, что я усну и проснусь в прошлом — буду ходить в красивых платьях, читать и вышивать. И люди вокруг будут проще, но умнее.

Мне ужасно хотелось сочувственно погладить ее по голове — я очень редко видел таких удивительных и несчастных людей. Не она не подходила обществу, это оно не подходило ей. Но правила для всех одинаковы — то, что не понятно, вызывает осуждение. И Маша стала все больше и больше углубляться в прошлое, в другую эпоху, где думала найти спасение. Однако чем больше она возвращалась назад, тем сильнее ее настоящее отличалось от идеала.

— Маш, неужели ты хочешь пожертвовать жизнью ради такого эксперимента?

Она вздрогнула и прошептала:

— А какой смысл в моей жизни, если я никому не нужна? Ни друзьям, ни маме… Что делать, если миру я не нужна?

Я отодвинул волну волос, закрывающую ее лицо, и взглянул ей в глаза.

— Ты права, нужно искать другой мир.

Она ошеломленно захлопала ресницами, и я впервые увидел в ней страх. Не знаю, почему, но меня это обрадовало, ведь до этого мысли о собственной смерти были для нее привычным, обыденным делом.

— То есть… как это?

Я улыбнулся.

— Когда тебе плохо и ты думаешь, что ничто не может измениться, ты видишь только одну узенькую полосочку этого мира, темный и страшный коридор. Но стоит тебе посмотреть на это с другой стороны, как все меняется. Жизнь не плоская. И в ней тысячи, миллионы измерений. Если в одном чем-то тебе не везет или что-то не получается, в другом ты можешь стать единственной и суперуспешной, понимаешь? И найти тех, кому будет интересно то же, что и тебе. И, кроме того, через какое-то время то, что выглядит сейчас ужасным, может показаться даже смешным. Ты боялась прививок в детстве?

Она закивала.

— А сейчас?

— Нет. Но это другое…

— Поверь, многие наши страхи и несчастья спустя какое-то время кажутся незначительными. Вот и сейчас я прошу тебя хотя бы немного подождать. Жизнь или смерть — это твой выбор, но я прошу об одном: не спеши. Давай попробуем все исправить.

Маша горестно вздохнула.

— И у меня будут друзья?

— Да, я в это верю.

Тот взгляд, который она обратила ко мне, я не забуду никогда в жизни. Это была чистая, концентрированная, лучезарная надежда. Она верила мне. И в ту секунду я понял, что у меня нет права ни на малейшую ошибку.

— Спасибо вам, Кирилл Петрович…

Я подмигнул ей.

— Все будет хорошо. Мы подумаем, как быть.

— Хорошо. Я пойду…

Дверь за ней захлопнулась. И я еще долго бесцельно смотрел ей вслед, пытаясь сообразить, что мне делать с той крупицей информации, которая должна помочь мне спасти человека.