Андрей Троицкий - ФАЛЬШАК

Вечером в ведомственной гостинице, принадлежащей все тому же комбинату минеральных удобрений, художники поужинали по талонам, Ершов на свои деньги купил водки. В номере выпил стакан и сказал: «Может, все-таки подадим на него в арбитраж?» «Бесполезно, – помотал головой Бирюков. От выпивки он отказался, зная, что настроение после выпивона совсем испортится. – Ты же слышал: здесь не Москва. Все судебные заседатели помещаются у Дашкевича в жилетном кармане. Да и сам суд может тянуться год или два. И мы его обязательно проиграем». Ершов повздыхал, допил водку и, не раздеваясь, уснул. Бирюков долго ворочался на кровати.

Подмывало вернуться во Дворец культуры, открыть дверь служебного входа своим ключом. Ночь работы, и панно волшебным образом изменится. На ракету можно посадить пару похабных чертей. Из скафандра космонавта вылезет гигантский детородный орган, который будет доставать ему до колен. А женщина… О, с женщиной можно сделать многое. Фантазия художника безгранична. Но Бирюков остался лежать на кровати, он отвернулся к стене и постарался заснуть. Уродовать собственную работу – выше человеческих сил.

Утром художники явились на комбинат, передали экземпляры своих договоров Дашкевичу. «Не обижайтесь, у нас сейчас временные трудности с деньгами», – сказал генеральный директор. «Все слили на какой-нибудь офшор? И теперь не можете получить обратно?» – поинтересовался Бирюков, он не сумел испортить благодушного настроение директора. «Художник должны оставаться голодными, должны страдать, – Дашкевич улыбнулся сладкой улыбочкой. Только что, не прикладывая никаких усилий, он заработал тридцать тысяч долларов. – Сытый художник – уже не художник». Бирюков ответил в том смысле, что страдать должны не одни художники, но и некоторые третьи лица. И эти лица еще обязательно пострадают. Все впереди. «Что вы имеете в виду?» – Дашкевич поднялся с кресла. Но вопрос повис в воздухе. Художники с подписанными платежными листами отправились в кассу.

Три последних дня перед отъездом Ершов, не покладая рук, соскабливал со стены контуры ракеты и рисовал воздушный шар. Бирюков, плюнув на бесполезную мазню, потратил время с пользой. Он подкараулил у административного здания секретаря Дашкевича, незамужнюю девушку Олю и пригласил ее в шикарное по здешним понятиям заведение «Терем-Теремок», что-то вроде дискотеки, стилизованной то ли под русскую избу, то ли под огромную баню. Девица была так себе, на большого любителя. Делить с ней койку в гостиничном номере, из которого ради такого дела смотался на ночь Ершов, не хотелось. Но из любви к искусству можно пойти на и не на такие безрассудства…

Когда утром Оля мазала губки и пудрила носик в гостиничном номере, Бирюков предложил ей сделать хороший бизнес, потратив на это пять минут времени. «Всего пять? – спросила Оля. – Так и знала, что ты позвал в этот кабак, а потом затащил в постель, чтобы использовать в своих интересах. Корыстных». «Честно говоря, мне не до лирики, – ответил Бирюков. – Дашкевич кинул нас на большие деньги. И надо как-то эту проблему уладить. По-хорошему или по-плохому». «А если я обо всем расскажу боссу? – Оля не любила шутить, когда дело касалось денежных счетов. – Что тогда? У меня такое подозрение, что тебя увезут в Москву в сосновом ящике». «Возможно, – кивнул Бирюков. – Но ты останешься без премиальных. Разве что Дашкевич скажет „спасибо“ и подарит коробочку грошовых конфет». «Дождешься от него, – вздохнула Оля. – Ну, „спасибо“ скажет. А вот насчет конфет, – это вряд ли. Давай к делу». «Твой начальник часто ездит в Москву по делам, – сказал Бирюков и положил на журнальный столик две сотни. – А ты оформляешь ему командировку, заказываешь билеты и гостиницу. Так? Вот двести баксов задатка. Еще триста получишь телеграфным переводом до востребования».

«С чего такая щедрость?» – Оля, не дослушав, взяла со стола деньги и спрятала их на дне сумочки. Дашкевич не баловал подчиненных высоким окладами, поэтому надо иметь хорошую реакцию и ловить момент. «Когда в следующий раз этот урод соберется в столицу, ты просто наберешь номер моего мобильного телефона и скажешь, в какой гостинице он остановился, – Бирюков записал на клочке бумаги несколько цифр. – Гостиница и номер комнаты. Все. За один звонок – еще триста долларов».

«Да, хорошие премиальные, – Оля, покусывая губу, о чем-то размышляла, взвешивая все „за“ и „против“. Как всегда, победила жадность. – Ладно, позвоню». «В какой гостинице он обычно останавливается? Пользуется ли охраной? Сколько денег имеет при себе?» «Где есть свободные одноместные номера, там и останавливается, – по порядку ответила Оля. – Непременное условие – гостиница должна быть где-нибудь в центре. Охраной не пользуется. Деньги… Он не берет с собой много наличных. У него несколько пластиковых карточек. Дашкевич посещает в Москве самые дорогие бутики. Золотые побрякушки, соболиное манто для жены, пара французских костюмчиков себе – на это он денег не жалеет». «Он так любит супругу?» – удивился Бирюков. «Он всем в жизни обязан своей Вере, – ответила секретарь. – Балует ее дорогими подарками, пушинки сдувает. Ее отец – крупная шишка в областной администрации. У него такие связи, что Дашкевич, едва осиливший строительный техникум, стал генеральным директором крупного комбината».