Марина Серова - Комплекс Наполеона

Так, в одном из листков, выданных мне в адресном столе, как раз упоминался один адрес в районе Змеиного оврага. Значит, не зря я потратила время на беседу с Маргаритой Степановной.

— Только зря, мне кажется, вы ее искать собираетесь, — снова вздохнула женщина.

— Почему?

— Да… Встретила я ее как-то. И, знаете, по ее виду не сказала бы, что она за ум взялась. Платье на ней какое-то заношенное, видно, еще материно. Колготки рваные, туфли вот-вот развалятся. И сама неухоженная. Худая вся, высохшая… А раньше-то она привлекательная девчонка была. Так что Сереже, я думаю, в детском доме лучше будет, чем с ней. Хоть и говорят, что родную мать никто не заменит, так это когда она действительно — мать. А такие, как Тонька, хуже чужой.

Я не стала сообщать Маргарите Степановне о смерти Сережи Губанова: по всему было видно, что она об этом не знает и уж, естественно, не сможет пролить свет на его убийство. Спросила я только про его отца:

— Скажите, а бывший муж Антонины здесь не появлялся?

— Владик-то? — покачала головой хозяйка квартиры. — Он как уехал тогда, так и не было его. И не слышно было о нем. Я все надеялась, что все хорошо у него сложится. Жаль, конечно, что он сыном не интересовался, ну, да мужики, сами знаете, как: пока женщина нужна — то и ребенок нужен. А как разлюбил — все. А вот недавно он приезжал, интересовался Антониной. А я что — сказала ему, что, мол, она квартиру продала, живет где-то в Змеином овраге, и все. С тех пор он и не появлялся.

— А когда это было? — уточнила я.

— Да вот с месяц, может, назад, — ответила подъездная активистка.

На этом наше общение с Маргаритой Степановной закончилось, и я отправилась на встречу с ее бывшей непутевой соседкой.

Дом Антонины Губановой находился в захолустном районе Тарасова, почти на самой окраине города, который именовался Змеиным оврагом. Почему — непонятно, поскольку змей в нашей местности отродясь не водилось. Может быть, это было образное выражение, означавшее, что жили там в основном люди неблагополучные, выходцы из так называемого социального дна. Пьяницы, наркоманы, уголовники и просто тунеядцы.

Деревянная покосившаяся хибара находилась в середине переулка, по которому я ехала. Дом, конечно, был сильно запущен, однако не особенно выделялся среди других таких же, окружавших его. Я посмотрела по сторонам, но не заметила ни одного не то что коттеджа, но хотя бы добротного кирпичного дома. Контингент, населявший Змеиный овраг, был вполне определенным по социальному статусу.

Я толкнула разболтавшуюся калитку и прошла внутрь замусоренного двора. Поднявшись по шаткому крыльцу, постучала в дверь. Через некоторое время послышались неуверенные шаги, потом женский голос нетвердо произнес:

— Деньги принес?

Я несколько опешила от такого приема, потом быстренько собралась, кашлянула и сказала:

— Простите, пожалуйста, мне нужна Тоня Губанова, — нарочно назвав хозяйку дома уменьшительным именем.

Повисла пауза, затем последовал вопрос:

— А вам что нужно?

— Поговорить.

— Вы кто? — упорствовала женщина. — Я ничего не знаю! Я могу не открывать. Имею право, это мое владение!

— Конечно, можете. Но, поверьте, этот разговор для вашей же пользы. Кстати, деньги у меня есть, — привела я аргумент, который должен был стать неопровержимым для колеблющейся «хозяйки владения».

И точно, дверь тут же приоткрылась, и из нее высунулся остренький нос. Я стояла и улыбалась как можно приветливее. Окинув меня недоверчивым, подозрительным и в то же время вожделенным взглядом, Антонина наконец сказала:

— Проходите.

Я прошла через заваленные всяким барахлом сени в темную комнатку, служившую одновременно и кухней. Не стану описывать скудное убранство помещения, в нем не было ничего достопримечательного. Антонина пригласила меня сесть за старый некрашеный деревянный стол, а сама залезла с ногами на диванчик, который стоял тут же.

Женщина была еще молодой, но отнюдь не выглядела цветущей: тусклый цвет лица, синяки под глазами, отсутствие макияжа, несвежая одежда и нечесанные волосы… Она была очень худая, даже костлявая и какая-то вертлявая. Постоянно меняла положение: то поджимала под себя ноги, то опускала их, то теребила волосы… От природы она была темной шатенкой, а на концах ее волос остались рыжие от краски пряди. Красила она их явно давно — может быть, в минуты просветления и выхода из запоя, а может быть, как раз под влиянием алкоголя, не знаю. Острые, мелкие черты лица, возможно, и были когда-то симпатичными, теперь же она напоминала побитую морозами птичку. На ней была надета тонкая розовенькая кофточка и длинная цветастая юбка. Несмотря на то что в доме было жарко натоплено, она кутала плечи в серый шерстяной платок. И тем не менее она не производила впечатления опухшей и потерявшей человеческий облик конченой алкоголички. Если ее подстричь, причесать, витаминными масками освежить цвет лица, хорошо накрасить, прилично одеть… Пусть в топ-модели ее не возьмут, но привлекать внимание нормальных мужчин она вполне сможет. В общем, стилист-визажист во мне никогда не умрет.