Лариса Соболева - Убийство по Шекспиру

Оксана прикрыла рукой трубку:

— Как считаешь, Степа, не лишать их радости встречи?

— Да хрен с ними, пусть встречаются со своими зрителями, — торопливо зашептал Степа. — Нам тоже нужно время подготовиться. Скажи ей, что мы хотим на спектакль, попроси контрамарку.

— Хорошо, — сказала Оксана в трубку. — А какой сегодня спектакль?

— «Самоубийца» Эрдмана.

— Что вы говорите! — и подмигнула Степе. — Интригующее название.

— У нас и спектакль лучше, чем в Москве, — гордо заявила администраторша. — Так отзывается зритель.

— Всяк кулик свое болото хвалит, — рассмеялся Степа и прикрыл рот ладонью, ведь почти в трубку сказал.

— Уговорили, — сдалась Оксана, будто администраторша уже полчаса умоляла ее посмотреть местный шедевр. — Тогда забронируйте нам места…

— Мне два бесплатных билета, — и Степа в дополнение показал два пальца. — Я не собираюсь платить за глубокий сон на их спектакле.

— Нам три контрамарки, — сообщила Оксана в трубку.

— Но… аншлаг… все билеты проданы…

— Вы хотите, чтобы я прикрыла спектакль? Не хотите? Тогда три места. И точка. Предупредите ваших актеров, что мы побеседуем с ними после спектакля.

Не дожидаясь ответных слов администраторши, Оксана положила трубку.

— Здорово ты ее приложила, — похвалил Степа. — А я когда разговаривал с ней, думал, разобьюсь об этот броненосец.

— Степа, всякому броненосцу можно нанести пробоину, угадай только слабое место. А зачем тебе еще один билет?

— Янку возьму. Узнает, что я ходил в театр с другой, уйдет к папе с мамой.

— Ага! Вот я и выяснила твое слабое место. Так, треп завершаем, едем к Петровичу, захватим на обыск.

Обыск в квартире Ушаковых занял четыре часа, помогали два оперативника, которых дали в помощь Оксане. Затем Степа и Оксана помчались к Гурьевой домой, встретились с ее дочерью. После навестили Эру Лукьяновну, она была в плачевном состоянии, еле говорила. Поехали к Анне Лозовской, а два опера получили задание исследовать костюмы погибших. Затем Степа рванул на завод и забрал готовое письмо с благодарностью глубокоуважаемой милиции, с подписями и печатью. Полетел к Куликовскому, по дороге позвонил Косте:

— Карауль Янку, скажи, что мы идем в театр, пусть ждет меня у входа.

Путь лежал мимо рынка. Внутри давно не хватало места, посему на тротуарах вдоль ограждения рынка торговцы установили ларьки, лотки, а то и обычные столы с различной мелочовкой. Есть и такие, кто постелил клеенку прямо на асфальт, а на ней разложил товар. Среди многообразия продавцов и покупателей Степа все же заметил дикий начес под шерстяным платком, алые губы и вульгарное лицо. Ошибки быть не могло. Притормозил Толика, выскочил. Элла под огромным зонтом, с которого стекала вода, так как дождь лил со вчерашнего дня, не переставая, торговала пирожками и сосисками.

— Эллочка! — раскинул в стороны руки Степа, словно встретил родственную душу. — Давно искал тебя! Как я рад, что нашел! Вот уж правда: тесен мир.

— Я вас не знаю! — напряглась та и заорала: — Пирожки! Домашние пирожки! Горячие сосиски! Свежайшие сосиски, только что с конвейера! Обалденно горячие!

Степа скрестил на груди руки, стоял с интригующей улыбкой, не подумав укрыться от дождя. Конечно, она узнала его, потому нарочито игнорировала, просто в упор не видела. Степа не собирался уходить, Элла искоса бросала пугливые взгляды на него, не выдержала молчаливой атаки:

— Тебе че? Сосиска с булкой стоит десять рублей, пирожок с картошкой…

— Мне тебя, Эллочка, — многообещающе произнес он.

— Я не продаюсь, — с нервной кокетливостью сказала она и хихикнула, тоже нервно.

— Отойдем, — кивнул он в сторону. У Эллы забегали глаза, густо обведенные синей тушью, и не было ни малейшего желания покидать рабочее место. — Элла, я ж по-хорошему. Нет, если хочешь, могу арестовать, наручники надеть…

— За что?! — обмерла она и попросила соседку, торгующую рядом прессой, приглядеть за товаром. Отошли. — Че такое? Че пристал?

— Грабить нехорошо, Элла, — осуждающе покачал головой Степа с серьезнейшей миной. — За это срок полагается.

— Да кого я ограбила? Ты че несешь?

— А мента ограбить — двойное преступление, значит, двойное наказание, — назидательно говорил Степа, пропустив возмущение мимо ушей. — Вы у Кости стянули три с половиной штуки. Групповуха, Элла. Обещаю тебе за каждую штуку годик в женской колонии. Итого…

— Я?! Я стащила?!! — на Эллу сильно подействовало обещание Степы. — Ты с ума сошел? Я ничего не тащила…