Андраш Тотис - Гориллы

Наклонившись вперед. Пол заглянул в глаза девушке.

— Прошу тебя, Гвен. В угоду тебе он наверняка ответит на мои вопросы.

— Наверняка, — подхватила девушка и улыбнулась, впер­вые с того момента, как Пол подсел к ней. — Но за любе­зность надо заплатить определенную цену. Хогарти не из тех мужчин, кого удовлетворит улыбка в качестве награды или простой ужин тет-а-тет.

Лицо Шорта окаменело.

— Ты по-прежнему настаиваешь, чтобы я попросила его? — осведомилась Гвен.

— Да.

Девушка посмотрела ему в глаза знакомым, испытую­щим взглядом, словно надеясь проникнуть в потаенный мир другого человека, прочесть его мысли.

— Оно так много значит для тебя, это дело. Пол?

— Да, — кивнул Шорт.

Да, оно для меня очень много значит, думал Пол, пере­ступая порог кабинета. Безил Ким, владелец и директор издательства "Ким Паблишер компани", оторвался от чте­ния рукописи и сделал Шорту знак подойти ближе. При виде пуританской обстановки кабинета никто бы не подумал, что отсюда руководят деятельностью десятка крупных и мелких журналов и даже книжного издательства. Два дешевых кре­сла, небольшой письменный стол, сплошь заваленный газе­тами, вырезками из статей, письмами, на полу — кипы книг в живописном беспорядке, ориентироваться в котором спо­собен разве что сам хозяин. По виду Кима тоже не скажешь, что перед вами богатый человек. Костюм болтался на нем, как на вешалке, каблуки у ботинок стоптаны, кожа на руках потрескалась, словно Ким надрывался на тяжелой физичес­кой работе. За ним утвердилась слава демократа, он прини­мал всех желающих, правда, большую часть посетителей — всего лишь раз. Правом свободного доступа к издателю об­ладали только несколько известных писателей, люди, при­ближенные к Киму. Шорт не принадлежал к их числу, и ему все труднее становилось прорываться сквозь кордон секре­тарш, а на сей раз у него было четкое ощущение, что это его последний, в лучшем случае предпоспедний визит к велико­му человеку.

Великий человек в свое время издал под псевдонимом книгу репортажей о военных действиях на Фолклендах, сни­скавшую шумный успех. Собрать материал для книги ему помог Пол; он свел Кима со своими бывшими товарищами по оружию и сумел убедить их, что с Кимом они могут быть вполне откровенны. Шорт также разыскал раненых участни­ков высадки на острова, героев, удостоенных боевых наград, и здорово выручил Кима, предоставив в его распоряжение собственные воспоминания и опыт. Но время идет, и чувство благодарности тает.

Пол сел и приготовился к дурным вестям. Достаточно было взглянуть на лицо Кима, чтобы сообразить: ничего уте­шительного от него не услышишь.

Ким отложил рукопись, снял очки и окинул Пола скучаю­щим взглядом.

— Дрянная рукопись, — отрезал он. — Пачкотня. — Он заметил, как дрогнуло лицо Шорта. Ким имел репутацию че­ловека, который не привык деликатничать, когда дело ка­сается работы. — Я имею в виду не стиль. Кстати, стиль не так уж и плох. Беда в том, что у вас нет концепции.

— Как это — нет концепции? — возмутился Пол. Он под­готовил книгу репортажей о подростковой преступности: со­брал обширнейший материал, вложил уйму труда, не раз подвергал себя серьезной опасности. А теперь выясняется, что у него, видите ли, нет концепции.

— В книге нет концепции, — мрачно повторил Ким. — Так же как нет ее и в вашем отношении к жизни. Взгляните на себя: на свой старомодный костюм, галстук, зонт. Все это поза, и только поза. Вам надоели джинсы с футболкой, и теперь вы устраиваете демонстрацию под другими знамена­ми. Приобрести машину английской марки? Да ни за что на свете! Родился кокни — значит, лопни-тресни, а усвой окс­фордское произношение. Умри, но ешь на завтрак только яичницу с ветчиной!

Пол протестующе поднял руку, но Ким не дал ему и рта раскрыть.

— Знаю, все знаю, вы как-то раз высказались передо мной! Прежде, в шестидесятые годы, джинсы и длинные во­лосы служили своего рода вызовом тупому, закоснелому обществу. Теперь, когда все дозволено, когда каждый, кому заблагорассудится, волен лезть в автобус хоть в подштанни­ках, когда любой, у кого появилась куцая мыслишка, не стес­няется марать стены краской из пульверизатора, когда на футбольный матч ходят ради того, чтобы подраться, когда человеку спокойно могут проломить голову лишь потому, что его физиономия кому-то показалась несимпатичной, — теперь формой протеста стало возвращение к облику джентльмена. В былые времена вы протестовали против ско­вывающих человека пут, теперь вопите о восстановлении ре­гламентирующих норм.