Александр Ярушкин - Гамак из паутины

Мишин прервал свою исповедь, попытался вынуть сигарету, ничего не получилось: руки ходили ходуном. Тогда он разорвал пачку, изломав несколько сигарет, и закурил, делая глубокие, судорожные затяжки. Огонек сигареты рывками побежал к фильтру. Тяжело, очень тяжело давалось признание. И по тому, как решительно он это делал, было ясно: ему не надо мешать. И мы продолжали слушать.

В этот раз все было как обычно. Клюев сообщил: «Жди Игоря в субботу, утренним рейсом». Мишин прождал все утро, но напрасно, он встревожился, но ближе к вечеру Семушкин позвонил, пообещал принести «товар» в воскресенье, однако не одну, а две партии. На сто джинсов денег у Дмитрия не хватало и пришлось перехватить у знакомых. Сегодня, в двенадцать часов, пришел Игорь. Получив пятнадцать тысяч, передал чемодан, который Мишин сразу же убрал на антресоли. Всегда спокойный Семушкин был не в себе, спросил, есть ли выпить. Выпили. Долго, не разговаривая, слушали музыку. Да и о чем было говорить? Около пяти часов «курьер» ушел. В начале одиннадцатого Мишин включил телевизор, показывали футбол. Внезапно погас свет, и Дмитрий решил, что это во всем доме, но услышал за стеной возглас комментатора: «Какой великолепный удар!».

Мишин умолк. Вероятно, ужас последующих событий промелькнул в его мозгу, но он взял себя в руки и продолжал:

— Я подумал, выбило предохранители, а щиток у нас в подъезде, и вышел на лестничную площадку. Там тоже было темно. Только я собрался идти за спичками, — лицо Мишина перекосила гримаса, как от боли. — И тут меня кто-то схватил сзади и зажал рот. От неожиданности я не смог даже шелохнуться… Потом свет, крик, вы… отлетевший в сторону нож и страшные глаза Семушкина… За что он меня?!. За что?

Обязав Мишина явкой в райотдел, мы оставили его наедине со своими мыслями и переживаниями. Ему было о чем поразмышлять.

00 часов 03 минуты

Оставив «Запорожец» на площадке перед райотделом, мы с Семеном вошли в ярко освещенное помещение дежурной части. Увидев нас, молодой, с резко обозначенными чертами лица старший лейтенант, еще утром сменивший Борисова, поднялся и протянул мне лист бумаги.

— Держи, Ильин, за тебя работать пришлось… Это объяснение Семушкина.

Мы склонились над листом, на котором было старательно выведено: «Я признаю себя виновным в хулиганском поступке. Вчера я прилетел из Ленинграда в гости к девушке, с которой познакомился на прошлой неделе у себя в городе. Знаю только ее имя — Людмила, адреса не знаю. Мы договорились встретиться в ресторане «Новосибирск» в субботу. Там мы познакомились с Мишиным, который сидел за нашим столом. Все крепко выпили. Не помню, как оказались у него. Проснулся я на следующий день. Людмилы не было. Мишин в оскорбительной форме отозвался о ней и смеялся надо мной. Потом мы опять пили до вечера, и я снова опьянел. Мишин стал хвастаться, как он увел от меня мою девушку. Мы поссорились, и он стал выталкивать меня среди ночи на улицу. Я разозлился и хотел ударить его ножом, но работники милиции меня остановили. Убивать Мишина я не хотел. Сопротивления работникам милиции я не оказывал. В своем поступке раскаиваюсь. Обещаю, что подобного больше никогда не совершу. Написано собственноручно…»

— Во дает! — хмыкнул Снегирев. — Что-то незаметно, чтобы он пьяный был.

00 часов 14 минут

Передо мной, вальяжно развалившись, сидел самоуверенный, модно одетый молодой человек. Его можно было бы назвать красивым, если бы не излишне правильные, напоминающие манекенов, черты лица, отдающие слащавостью и презрением к окружающему миру. Я смотрел в его светлые, наглые глаза, и неприязнь постепенно перерастала в ненависть, хотя следователь должен быть всегда спокоен, объективен и так далее. Я знал, у меня есть доказательства его виновности и будет добыта еще не одна улика. Чтобы не выплеснуть охватившее меня чувство, я перевел взгляд на Семена. Тот сидел у окна, сложив на груди руки, и тихонько насвистывал.

— Хорошо, что вы раскаиваетесь, — повернулся я к Семушкину. — Но вы забыли упомянуть, как привезли джинсы Никольскому и получили за них деньги… Ночью, а это было самое удобное для вас время, вы подошли к его дому. Помните, как погас свет? Как вышел Никольский? Как скрипели под вашими ногами ступени, когда вы несли тело в машину?.. Вы вернули себе «товар», забыв вернуть полученные за него деньги… Да, кстати, вы не знаете, куда пропал перстень Никольского?

— Прекратите меня разыгрывать, — сухо прервал Семушкин, — я вам не гимназистка. — Он положил ногу на ногу и спокойно добавил: — Вы же читали это, — кивнул он на объяснение. — В чем виноват — раскаиваюсь. А вашего Никольского, или как его там, я и знать не знаю! Давайте лучше спать пойдем, — с издевкой улыбнулся Семушкин, скривив тонкие губы.