Марина Ефремова - В омут с головой

Внезапно до его затуманенного сознания донесся крик — резкий и пронзительный настолько, что вывел его из оцепенения. Кричала Лина. До него медленно доходило, что он сделал что-то не так.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно заставило ее так закричать. Алешка не был новичком в отношениях с женщинами. Познавший женщину еще в ранней юности, досконально изучивший технику секса, дважды женатый и успевший разочароваться в любви, он впервые в жизни встретился с девственницей. Поэтому отпустил ее, приподнялся, пытаясь заглянуть в глаза. Она лежала, закрыв лицо ладонями. Под ней, на белом пододеяльнике, так и оставшемся не надетым на одеяло, расползалось красное пятно.

Алешка обессиленно опустился рядом с Линой, потом приподнялся, переполз к ней поближе, уткнулся лицом в грудь и прошептал:

— Прости.

Она опустила руки и молча лежала. По ее щекам текли капельки слез, но она улыбалась. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:

— Почему ты мне не сказала?

Она поднялась, отерла слезы, подобрала свой халатик и улыбнулась.

— А как об этом говорить? — И, не дожидаясь ответа, добавила: — И если бы я тебе сказала, ты бы, пожалуй, струсил.

Она быстро встала, взяла пододеяльник и выбежала с веранды.

Он услышал, как зашумела вода в ванной, достал сигареты, подумал, что здесь, наверное, курить нельзя. Надел штаны и вышел на крыльцо.

Голова гудела, как чугунный рельс. Руки слегка подрагивали. На Алешку свалилось предчувствие огромного счастья. Рефреном в голове звучали слова Лины: «Любимый мой, любимый мой». Значит, он не ошибся, значит, она действительно любит его. Это не увлечение и не случайная связь, это нечто совсем другое, сильное, всепоглощающее, целиком захватывающее.

Лина вышла на крыльцо. Он почувствовал, как она присела с ним рядом. Все в том же халатике, из-под которого торчала розовая ночная рубашка. Она была немного длиннее халата, но все равно не закрывала ноги полностью. Лина сначала вытянула их, но потом подобрала под себя, стараясь прикрыть подолом.

Алешка обнял ее за плечи, прижал к себе и тихонько сказал:

— Не надо. Ноги — это самая прекрасная часть твоего тела.

Она обиженно хмыкнула и попыталась встать, но он не пустил ее, наоборот, еще крепче прижал к себе. Она подчинилась.

Вечер медленно и незаметно перелился в ночь. На улице становилось прохладно. Алешка почувствовал, как вздрагивает ее тело в его объятиях.

— Замерзла? Пойдем в дом, — сказал он.

— Угу, пойдем, — кивнула Лина, поеживаясь.

Они вернулись на веранду. На диване лежало заправленное в пододеяльник одеяло, уголок его был призывно откинут. Алешка задержался у двери, потом повернулся к Лине.

— Я тебя не отпущу. Я не могу без тебя.

— Алеша, мне завтра рано вставать, мне на работу…

— А я эгоист, я хочу, чтобы ты все время была со мной.

Он побежал в ее комнату, принес подушку, бросил рядом со своей, подошел к Лине, снял с нее халат, аккуратно повесил на спинку стула, потом взял Лину на руки и бережно положил на диван.

— Во сколько тебе завтра на работу?

— Встать надо в половине восьмого.

— Хорошо, разбужу. — Алешка выключил свет и лег рядом.

— Я хочу, чтобы ты знал… — раздался в тишине ночи голос Лины.

— Что?

— Все. Мне было лет тринадцать, когда вы уезжали отсюда. Я тогда лежала в ортопедической клинике. Твоя мама пришла ко мне попрощаться. Она часто приходила вместе с моей мамой. Они садились рядом с моей кроватью и обсуждали свои дела. Так я узнавала все новости. Так узнала и о том, что ты есть на белом свете. А в тот день Светлана Арнольдовна принесла мне фотографии с юга, с моря. Ваша семья только что вернулась оттуда. Мне предстояло ехать в те края в санаторий на два года. Я очень переживала разлуку с мамой, привычным миром. Все пугало меня. Твоя мама решила меня поддержать немного, вот и принесла фотографии, показать, какое это райское местечко, как там красиво. Я рассматривала снимки, на них везде был ты, загорелый, сильный и очень красивый. Ты купался в море, стоял у подножия горы, у фонтана с минеральной водой. Я у нее выпросила одну фотографию. Все девчонки в нашем отделении придумывали себе мальчишек, у всех были женихи, влюбленные в них до умопомрачения. У некоторых были фотографии артистов, они их выдавали за своих возлюбленных. А я хранила твою фотографию. Я понимала, что у нас ничего никогда не будет. Ты никогда не полюбишь девочку в инвалидной коляске. Я придумала тебя. Придумала тебе характер, привычки, поступки. После санатория я уехала в Курган, в клинику Илизарова: появилась надежда, что я буду ходить. Оттуда я вышла на костылях, но это уже был прогресс, и я решила, что теперь уже могу встретиться с тобой, ведь я тебя так любила, что решила, что и ты меня непременно полюбишь.