Марина Константинова - Тридцать три несчастья

Вадим Андреевич с удовольствием потянулся, хрустнув костяшками пальцев.

— Господи, как же сладка выстраданная месть…

— Не месть, а возмездие. Если ты, конечно, способен понять разницу.

С этого дня в доме Галдиных воцарилась идиллия.

Любовь Николаевна почти не обманула следователя в телефонном разговоре. Она действительно мчалась по Ленинградскому шоссе в сторону Твери.

Вот только добраться ей нужно было до Клина, проехать еще около пятнадцати километров, свернуть у поселка Ямуга, затем за деревней Троицыно выехать на проселочную дорогу, миновать птицефабрику и ровно в двадцать ноль-ноль остановиться в чистом поле.

Здесь должен был состояться обмен. Один миллион американских долларов валялся на заднем сиденье, упакованный в черную холщовую сумку.

Ей позвонили сегодня утром, назвали место и время — восемь вечера. Речь шла только о Коляне. Ревенко спросила о Филимонове.

— Ну, если есть еще «лимон», подвезем и этого.

— Вы с ума сошли…

— Так будешь платить за него или нет?

Ревенко закусила губу. Решать надо было прямо сейчас.

Она вспомнила, как вчера плакала Настя и кричала: «Убили! Убили!» Вспомнила Витино лицо, неулыбчивое, серьезное и вместе с тем такое добродушное и простое. У нее внутри все сжалось, и она тихо произнесла в трубку:

— Может, позже? Мне необходимо время, чтобы собрать эту сумму…

— Ну, тогда и сыночка позже. Если он, конечно, дотянет. Так как?

У Ревенко все поплыло перед глазами, горло перехватил спазм, сердце ухнуло куда-то вниз, и, с трудом ворочая языком, она сказала:

— Нет. Все сегодня. Виктор останется на вашей совести.

— А у нас совести нету.

Это был приговор Филимонову, который только что она подписала ему сама.

Ревенко ничего не ответила и молча повесила трубку.

В три часа дня к ней приехал Виктор Григорьевич. Он привез деньги, вытряхнул их на диван, и они еще раз тщательно все пересчитали. Ревенко достала с антресолей холщовую черную сумку, приобретенную еще в незапамятные времена, и сложила в нее пачки хрустящих зеленых купюр.

Слегка передохнув, она наклонилась, чтобы застегнуть «молнию». У нее вдруг закружилась голова, и она растерянно огляделась по сторонам, размышляя, не забыла ли чего. Так ничего и не припомнив, она решительно закрыла сумку и, потирая занывшую поясницу, выволокла ее в коридор.

— Ну, кажется, все…

Петров засобирался. Уже на пороге он обнял ее и перекрестил:

— С богом, матушка. Все образуется. Как вернетесь, сразу звони мне, не жди утра. Я на даче буду.

— Виктор Григорьевич, вы думаете…

— Все будет хорошо, милая. Вот увидишь. Бог поможет.

— А как же Виктор?.. Грех-то какой…

— Ты сделала все, что могла. На тебе вины нету. Может, все обойдется. Бог поможет.

— Бог поможет, — сказала себе Любаня, напряженно вглядываясь в дорогу.

Наконец показалось Троицыно.

Следуя указателю, Ревенко свернула к птицефабрике. Огибая серые, обшарпанные здания, дорога вела в близлежащий лесок. Трясясь на ухабах и матерясь, Любаня через несколько минут миновала ельник, и ее глазам предстал бескрайний простор.

Вдали маячил дачный поселок, кругом не было ни души, только сиротливо паслись три бурые коровы. Понуро опустив массивные головы, они нагло вытаптывали колхозный урожай. Изредка раздавалось их протяжное мычание.

Похитителей не было. Ревенко взглянула на часы — было без четверти восемь.

Примятой тропинкой она проехала вперед и остановилась посреди поля. Она выключила двигатель, открыла оба окошка и приготовилась ждать.

Пятнадцать минут прошло, но ни один посторонний звук не нарушил безмятежной деревенской тишины. В бреющем полете верещали ласточки, коровы позвякивали колокольчиками, от сильных порывов ветра шумели кроны деревьев. Зарядил мелкий дождь, но где-то за горизонтом погромыхивало в преддверии сильного ливня.

Стало смеркаться, буренки потащились в сторону деревни, день заканчивался.

И только одинокая синяя «Тойота» нелепо застыла посреди мироздания.

Ревенко начинала нервничать. Она то и дело поглядывала на часы и озиралась по сторонам. Наконец она не выдержала и вышла из машины.

Ветер ударил ей в лицо. Дождь мелкими струйками стекал по ее роскошным светлым волосам, превращая их в блеклые пряди. Но она продолжала прислушиваться и напряженно глядеть на дорогу.

Когда она уже потеряла всякую надежду, из леса донесся приглушенный звук мотора. Он становился все отчетливее, и вскоре Любаня увидела черный джип с затемненными стеклами. Он ехал ей навстречу.