Марина Константинова - Тридцать три несчастья

Кирилл неумело ковырялся со спичками. Ветер без конца задувал пламя, поленья никак не хотели разгораться. Женька ушла под навес к мангалу. Сложила на почерневший противень рассохшиеся угли, поднесла зажигалку, раздула огонь.

Подхватив краями старого ватника все это богатство, она донесла его до кострища, вывалила в сердцевину, встала на четвереньки и принялась неистово дуть.

Угли раскраснелись, зашкворчали, дали первые язычки пламени, но Женька все дула и дула, и вскоре робкий огонек превратился в настоящий костер.

— Я гляжу, ты нигде не пропадешь, — съязвил Кирилл.

Но Женька не поняла его сарказма, обернулась к нему закопченной рожицей и попросила:

— Кирюш, у тебя там сзади ельник. Притащи пару веток. Пускай дымятся, зато комаров разгоним.

Кирилл с нескрываемым любопытством, как-то по-новому взглянул на свою подругу, ухмыльнулся, и, ничего не сказав, пошел за ветками.

Дрова потрескивали, искры хлопьями улетали в черную бесконечность, лица раскраснелись от жара, а по спине пробирался промозглый ночной холод.

Женька шампуром мешала угли.

Кирилл смотрел на огонь, и в нем закипала ненависть. У него не выходили из головы слова Артема о том, что Любка его «заказала».

Даже если до нее и доперло, она не должна была так с ним поступать. Ведь она же любила его. Не могла! Не имела права! И он не сделал ей ничего плохого — ведь все в порядке, Коляна же ей вернули. А бабки — это вообще мелочь, она, поди, за год больше заработает. А сколько лет он ее терпел! Унижения, скандалы, каждый доллар приходилось вымаливать. В конце концов, всеми своими достижениями она обязана только ему, Кириллу! И он хотел всего лишь получить свое. А то, что девчонок и Витьку убрали, так он не виноват — это роковая случайность. Она даже не пожелала дождаться результатов расследования — жив он или мертв, сразу от него отказалась. А он-то, дурак, так ей верил все эти годы! Ее одну, можно сказать, и любил по-настоящему. А эта дрянь посмела объявить на него охоту! Как бы не так! Кирилл зло плюнул в костер.

Он резко поднялся и пошел к дому.

— Ой, боже мой… — засуетилась Женька. — Кирюша! Я догоню! Только костер загашу! Нельзя огонь-то оставлять…

Пока Богачева заливала костер и раскидывала угли, Кирилл взошел на террасу и, чертыхаясь в темноте, пробрался в кухню. Свет включать не стал, зажег свечу и снял телефонную трубку.

— Я от Артема Галушко… Да, хотелось бы полный комплект… Естественно, не вопрос… Да… Спасибо, до завтра.

Утром Кирилл уехал в Москву, запретив Женьке выходить даже за ворота.

К вечеру у него на руках были два паспорта — российский и заграничный, а также международные водительские права. Теперь его звали Константином Сергеевичем Плотниковым, и было ему уже не тридцать четыре, а целых тридцать семь лет. Но самое главное приобретение — компактное взрывное устройство — лежало на дне той самой холщовой сумки, в которой он получил от жены свою сильно урезанную долю. Обошлось все это дело недешево, но цена для Константина Сергеевича значения не имела.

Женька его ждала. Она крутилась у плиты, мастерски снимая с шипящей сковородки румяные оладьи. Вскоре их набралась целая гора, и Женька водрузила блюдо на стол, не забыв подать вишневое варенье. Утерев о передник руки, она достала бутылку «Хванчкары» и уселась напротив Кирилла.

— Оставь это, не надо. Убери, я сказал.

Кирилл поглощал оладьи и злобно поглядывал на Женьку. Уж больно эта раскрасневшаяся хозяюшка ему кое-кого напоминала. Все-то у нее ладилось, глупая улыбка не сползала с лица, а больше всего его тревожило это умильное выражение прозрачных серых глаз.

— Ты чего, а? — почуяв неладное, робко спросила Женька.

— Да ничего, нормально все. Вот, погляди…

Кирилл вытер о скатерть масленые пальцы и достал из нагрудного кармана паспорт. Женька аккуратно раскрыла его и не поверила своим глазам:

— Ух ты… А что, очень даже красиво. Я теперь тебя буду звать Котей. Был Кирюшей, стал Котюней. Мне нравится. Это надо отметить.

Женька схватила штопор и ловко ввинтила его в пробку. Зажав бутылку между коленями, она напыжилась и изо всех сил дернула на себя неподдающуюся пробку. В результате неимоверного напряжения штопор оказался все-таки у нее в руках, но, помимо легкого хлопка, вырвавшегося из бутылки, в кухне раздался еще один неприличный звук.

— Фу-фу-фу! — Женька замахала руками и громко засмеялась, стараясь превратить это досадное приключение в шутку.