Рекс Стаут: Еще одна маленькая любовная история

Он осторожно снял ткань, и взору предстала скульптура женщины из белого мрамора. На ней не было одежды. Скрещенные руки прикрывали грудь, одно колено слегка согнуто, голова чуть повернута и опущена, будто она стыдится. Она была прекрасна.

- Ну и ну! - воскликнул мистер Чидден после внимательного изучения скульптуры. Затем задумчиво произнес: - Голая, как общипанный цыпленок! Именно вид обнаженной натуры натолкнул мистера Чиддена на эту мысль. Но произошло это позже, три или четыре дня спустя, потому что существование этой скульптуры смущало его. Суть сей мысли он бормотал себе под нос, спускаясь от мистера Комиччи. - Вот бы увидеть выражение лица Марии, когда она увидит ее!

После его визита к мистеру Комиччи подозрения несколько смягчились. Он казался таким безвредным и дружелюбным, этот жалкий бес, что мистер Чидден допустил возможность небольшой утечки денег сестры, получаемых за ренту. В глубине души мистер Чидден был даже доволен. Он уже стал сомневаться, был ли поцелуй на самом деле, так как, глядя на лицо Марии, трудно было себе представить человека, захотевшего ее поцеловать.

Но внезапно, примерно через неделю, его сомнения рассеялись окончательно. Однажды, пересекая холл, он услышал неясный шум за закрытой дверью гостиной.

С приближением его шагов голоса затихли. Но как только он поднялся по лестнице, он снова услышал шум. Это ему показалось подозрительным. Он остановился и задумался. Его нерешительность была вызвана не принципом морали, он просто собирался с духом.

Затем он повернулся и медленно, неслышно спустился вниз. Из холла голоса стали различимы, но слов разобрать было невозможно. Осторожно, на цыпочках, он миновал дверь библиотеки и направился к портьерам, разделяющим эту комнату и гостиную. С колотящимся сердцем и крепко сжатыми губами он стал подглядывать в щель между ними.

Он увидел, что сестра Мария сидит на диване с зеленой плюшевой обивкой, ее лицо краснее, чем обычно, глаза с глупой нежностью, любовно устремлены на мистера Комиччи, который стоял перед ней на коленях, держа ее руки в своих!

Голос итальянца был едва слышен.

- Поверьте! Поверьте! - страстно бормотал он.

Затем стал покрывать поцелуями ее руки. Она покачала головой.

- Я слишком стара. Вы не можете любить меня, - услышал изумленный мистер Чидден.

- О! - застонал поклонник. - О, какое значение имеет возраст, если эта женщина прекрасна? Так прекрасна! У меня сердце разрывается!

Она все качала головой, но уже не так решительно.

Нетрудно было заметить, что она колеблется. Пылкий поклонник уже стоял на одном колене, обнимал ее за талию и снова осыпал поцелуями ее руки.

- Так прекрасна и чиста! - Взывал он возвышенным стилем. Это было великолепно. Никто, кроме южанина, не мог исполнить такую сцену. - Я умоляю вас... сделайте меня счастливым! Будьте моей женой!

Тут снизу раздался голос судомойки Минни:

- Мистер Чидден! Мистер Чи-и-ден!

Ругая про себя судомойку, мистер Чидден так быстро повернулся, что чуть не сбил с подставки лампу, тем самым едва не выдав себя. Голос Минни звучал все пронзительнее. Все так же на цыпочках он прошел холл и спустился по лестнице, у подножия которой его ждала Минни.

- Какого черта тебе надо? - свирепо вопросил он.

- Пришел человек за бутылками, - ответила она, удивленная его непривычной грубостью.

Когда вечером он спустился к себе в подвал, то решил - совсем не важно, что его оторвали от того занятия. Он достаточно увидел и услышал. Что скажет Мария, "да" или "нет", - естественно, ответ будет "да".

- Развратница! - вслух сказал мистер Чидден.

Он сел и погрузился в раздумья.

Дальнейшие обстоятельства сложились для него удачно. План был придуман. Возможность осуществить его предоставила сама Мария. Это случилось на следующее утро, когда она позвала его наверх и велела как следует выбить ковры в гостиной и развести огонь в камине. Вся суета была вызвана подготовкой к заседанию клуба "Помоги немного", которое состоится в четверг.

Мистер Чидден не в первый раз ожидал подобный визит. "Помоги немного" - кружок прихожанок церкви, куда ходила Мария, которые собирались каждую неделю, шили вещи ради благотворительности и между делом сплетничали. Выбивая ковры на заднем дворе, он всегда ругал это сборище за то, что оно прибавляет ему работы. Ворчал он и на сей раз. Но когда он скомкал бумагу, чтобы разжечь камин, он понял - это его удача. Он прекратил работу, встал и нахмурился.