Андрей Константинов - Решальщики. Перезагрузка

— Попробуем… если Татьяна Андреевна расскажет нам о своих неприятностях, — ответил за двоих Купцов и галантно пододвинул посетительнице стул.

— Спасибо, — сказала Татьяна Андреевна, присаживаясь. — Расскажу. — Она тряхнула головой, и темно-каштановые локоны ее метнулись беспокойно, с темным металлическим блеском. — Мои неприятности… Если можно назвать ЭТО неприятностями… мои неприятности начались две недели назад. С телефонного звонка. С глупого телефонного звонка. Уровень глупости граничил с идиотизмом… так мне казалось тогда…

…Тонкой струйкой из крана текла вода.

Татьяна продолжала отрешенно сидеть на бортике ванны, как вдруг в дверь настойчиво застучали. Она схватила полотенце, наскоро вытерла лицо, повернула ручку — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, на пороге стоял Валерка:

— Ма, тебя к телефону!

Сын пихнул в руки трубку и убежал в комнату. Туда, где его ждала очередная, шестая по счету, победа.

— Алло, — напряженно отозвалась Татьяна.

— Сынок твой подходил? — спросила трубка ТЕМ САМЫМ голосом.

— Кто это?! Кто говорит?!

— Сынок твой подходил. Дитя невинное, полное надежд и устремлений… Но не все сбудутся, мамаша. Не все, мамаша.

— Послушайте!.. Что вы такое говорите?

— Не все сбудутся. Нет, не все… а кровь может пролиться.

— Послушайте же! Что вы несете? Кто вы? Зачем вы звоните?

— Предупредить, дура, — сказал голос. — Пока только предупредить…

И гудки ядовито потекли из трубки…

— …Перед сном я рассказала Николаю про звонки. Он посмеялся и сказал: ерунда. Глупая шутка. Ты что, лисенок, ревнуешь? А я ответила: конечно. Молодой муж — это опасно. О, как это опасно!.. Вот и все. Потом, слово за слово, мы перевели этот разговор в хиханьки да хаханьки… Прошло несколько дней, за которые я про эти звонки как-то уже и подзабыла. Не то чтобы забыла совсем, нет… Но прошло достаточно много времени, и уже стало казаться, что все-таки тогда имело место быть недоразумение, совпадение, ошибка, глупость… И тут вдруг она позвонила снова. Она, ЛЮБОВНИЦА.

— Извините, а когда случились первые два звонка? — уточнил Купцов.

— Что? — Татьяна вздрогнула, уронила на пол столбик серого пепла. — Ах да, первые. Двенадцатого мая. Около восьми вечера.

— А соответственно третий? — спросил Петрухин.

— Восемнадцатого. И снова около восьми.

— …Ты еще не купила своему мальчугану каску и бронежилет?

— Послушайте! Что вы хотите от меня?

— От тебя? От тебя, сучка, я ничего не хочу. А вот твоего сынка хорошо бы пустить на запчасти… На них всегда есть спрос, — сказал ТОТ ГОЛОС, и женщина на другом конце провода засмеялась.

Смех у Любовницы был неискренний. Неискренний и страшный…

— …Я закатила Николаю уже самую натуральную истерику!

— И как он отреагировал?

— Он тоже испугался. Неизвестно даже, кого больше: меня или этой ЛЮБОВНИЦЫ… Он клялся и божился, что у него никого нет. И никогда не было. Раньше я в этом нисколько не сомневалась. Но раньше не было и звонков от неизвестной женщины… Я как вспомню эти ее слова — мороз по коже. Понимаете?

— Понимаем. Мы вас, Татьяна Андреевна, очень хорошо понимаем…

…В полумраке спальни, обхватив подушку руками и положив на нее голову, Татьяна сидит на кровати, время от времени бросая тревожные взгляды на настенные часы. Стрелка на них неуклонно приближается к восьми. Рядом с ней, на кровати, лежит трубка домашнего радиотелефона…

— …Я стала бояться телефона. Я где-то читала, что у человека в ожидании дурных известий может развиться психоз. Мне кажется, у меня он начал развиваться в те дни. Я стала бояться телефона… А он опять замолчал. Но легче от этого не стало… Звонки были ужасны, но и их отсутствие — тоже. Раз она не звонит, думала я, вдруг она что-то готовит? «А кровь может пролиться», — сказала Любовница… Я успокаивала себя как могла, но это не очень помогло…

Трубка радиотелефона начинает верещать.

Татьяна вздрагивает, с ужасом смотрит на нее…

— Следующий звонок прозвучал двадцать третьего мая. И опять в начале девятого вечера… После него я не спала всю ночь. А наутро написала заявление и отнесла его в полицию…

— Приняли его у вас?

— Они не хотели принимать, — ответила Татьяна Андреевна, и Купцов понимающе кивнул. — Но я настояла.

— Ценю вашу настойчивость, — сказал Петрухин. — Я бы тоже сделал все, чтобы вашу заяву не принимать.