Андрей Константинов - Решальщики. Перезагрузка

— Да? Ну тогда давай… э-э-э-э… Давай… за мир во всем мире?

— Прекрасный тост!

Хозяин и его гость с оттяжечкой чокнулись. Выпили: Смирнов — до дна, довольно крякнув, Петрухин — половинку, чуть скривившись, так как водка была явно из «магазина пошаговой доступности». Затем, под доносящиеся из телевизора пламенные напутствия премьера, потянулись к картошечке: Петрухин — культурно, вилкой, Смирнов — по рабоче-крестьянски, мозолистыми перстами.

— И чего ему всё неймётся-то?

— Кому?

— Да президенту.

— Так он же премьер?

— А какая, на хрен, разница?

— Хм… Ну да. Мудро. Глыбко… Он там… Короче, призывает вступать в народный фронт.

— О! А мы с тобой тока-тока за мир пили!.. Чё, обратно война с кем-то намечается?

— «По новым данным разведки, мы воевали сами с собой», — пространно процитировал Петрухин.

— Это как?

— Да не суть, не обращай внимания.

— А я и не обращаю. Тем более что надоели они — спасу нет! Всё, мать их, воюют с кем-то… Вон, послезавтра уже шестьдесят… забыл какая по счету годовщина…

— Шестьдесят шестая!

— Во-во! А у них до сих пор: «Всё для фронта, всё для победы!» О! Хороший тост! Давай, Дима, за победу!.. Не-не, я сам раскидаю… Негоже руку менять… Кстати, когда оно по-настоящему было «всё для победы», у нас на верфях народ по три смены, без выходных и праздников мантулил. А сейчас? Тьфу! На работу ходим, в лучшем случае, три дня в неделю. А спроси — зачем ходим?

— Спрашиваю. Зачем?

— Очередной эсминец для китайцев клепаем. Вот тебе и вся победа. Парадокс?

— Он самый, — серьезно подтвердил Петрухин…

…За какие-то полчаса от изначального айсберга недоверия, дрейфовавшего промеж двух собеседников, осталась лишь крохотная лужица. Отныне Смирнов покровительственно хлопал Петрухина по плечу, называл его Димасом и даже пожертвовал на гостя последнюю оставшуюся в доме картошку. Вытребовав, правда, взамен денег «на пузырек».

Вот оно, подлинное, неплакатное единство полиции и народа! А ведь обычный гражданин с полицией общается редко. И еще реже — охотно. Потому как по собственной воле никто особенно к такому общению не стремится. Но бывает, что порой сама полиция хочет пообщаться с гражданином. И тогда она, родная наша, приглашает гражданина к себе в гости, присылает ему трогательную записку, которая именуется «повестка». «Ветка сирени, — пишет полиция, — упала на грудь. Милый Ванюша, меня не забудь…» Или что-нибудь похожее ласковое: «В случае неявки вы будете доставлены принудительно».

Но бывает и по-другому: полиция сама приходит в гости. Как положено настоящим друзьям — без приглашения. Она приходит с пирожными, с цветами, с веселыми шутками, шарадами и сканвордами. И вместе вы пьете чай «Принцесса Нури» и разгадываете сканворды. И может быть, дружно исполняете народную конвойную песню «Вместе весело катить по просторам».

Однако шутки в сторону. Бывает, что полиция действительно приходит к гражданину и задает ему вопросы про другого гражданина. Это нормально, естественно. Такая у них работа. Мы же понимаем. «Знатоков» смотрели… Или, например, «Инспектора Лосева». А уж «Ментов» — обязательно. Но вот, когда к гражданину приходят совершенно неизвестные ему типы и начинают задавать вопросы про другого гражданина… это, согласитесь, выглядит подозрительно. Время-то нынче какое? Кругом бандиты, наркоманы, разборки, наезды и террористы. Сегодня ты что-нибудь не то языком ляпнешь, а завтра, глядишь, язык-то и отрежут. А может — вместе с головой. Хоть и без мозгов головенка, а все же своя. Без нее и не похмелиться по-людски…

…Когда на лестничной площадке Петрухин сказал Анатолию Степановичу Смирнову: дескать, мне нужно поговорить о вашем постояльце, — Смирнов мгновенно насторожился. Хозяин насторожился, и опытный опер сразу уловил эту перемену. Даже если бы пятидесятилетний кузнец с «Адмиралтейских верфей» умел скрывать свои чувства и сумел спрятать внешнее проявление эмоций… Даже в этом случае обмануть Петрухина он бы не смог. Дмитрий отлично понимал, о чем подумал Смирнов. Более того, именно такую реакцию — настороженность, недоверие — и следовало ожидать. Главной задачей Петрухина было рассеять недоверие, установить контакт.

— Анатолий Степаныч, — сказал он с порога, носком кроссовки контролируя дверь от рефлекторного захлопывания. — Вы не подумайте ничего худого. Я не бандит. Не вор. Но мне действительно нужно поговорить о вашем постояльце… Вот мой паспорт. Взгляните, пожалуйста. Хотите — перепишите мои данные? Вот, — Петрухин достал из кармана загодя приготовленную фотографию, — мое фото. Похож? — Смирнов, сглотнув нервное, кивнул. — Я его вам оставлю, на обороте своей рукой напишу фамилию, имя, отчество, адрес и телефон… Согласитесь, что человек, который замышляет худое, своих фотографий не оставляет. Верно, Анатолий Степаныч?