Андрей Константинов - Решальщики. Движуха

Конечно, здесь следовало сделать немалую скидку на то, что Петрухин — опер. А они — опера — все, в общем-то, слегка… как бы помягче сказать?.. слегка безбашенные. Оно и понятно: какой же «нормальный» будет за весьма скромные деньги гоняться по городу за человеческими отбросами? Пахать по шестнадцать часов? Сидеть в засадах на чердаках и в подвалах? «Нормальный» не будет. «Нормальный» про это лучше по телику, где все на порядок красивше и романтичней, посмотрит, попьет чайку и, как любит выражаться Брюнет, бухнется «мордой в тряпки».

НО! Ведь он, Купцов, тоже не институтка! Он хотя и следак, но все равно — мент, а значит, профессионального цинизма в нем всяко не меньше. Слово «мент», вообще, автоматически означает — «циник». Да-да, именно так! Все менты и врачи — циничны. А вы как думали? Если вы имеете в виду все эти баечки про сопереживание и про «ощущение чужой боли как своей собственной», так это все, братцы, обратно извините за цинизм — херня полная. Начни каждому терпиле «сопереживать» — через год в «скворечнике» окажешься. Нельзя, никак нельзя в ментовском деле без цинизма. Соответственно, и Купцов за долгие годы пахоты на следствии бесчисленное количество раз шел на компромисс с совестью — если, конечно, такое понятие уместно. Потому как назвался груздем — полезай в кузов. Поднимать дела «по Холмсу», покуривая трубочку и попиливая скрипочку, в наши дни — нереально. Тем паче что и сам Холмс, помнится, не всё в кабинете сидел. Случалось и ему по притонам шастать, и «наружкой» заниматься, и задержания проводить лично. Впрочем, что такое Холмс? Так, всего лишь литературный персонаж, от наших отечественных реалий страшно далекий…

Леонид допил содержимое пузатого бокала, проглотил дольку лимона и, махнув рукой официантке, в очередной раз обратился к ней с лаконично-отточенной фразой:

— Барышня! Будьте любезны — повторите!

Официантка понимающе кивнула и полезла в бар.

В ожидании очередной алкопорции Купцов отвернулся к окошку и продолжил заниматься самоедством:

«…Нет, и все-таки — что он себе вообразил? Я ведь не мальчик и решения сам принимаю. Раз надо ехать в Тверь, значит, поехали в Тверь. Двадцать штук баков, в самом деле, никто за „спасибо“ в карман не опустит. Существует, конечно, еще и „нравственная“ сторона вопроса. То бишь раз уж вы, господа частные сыщики, вычислили убивца, так и отдайте его в руки правосудия. Правда, в таком случае будьте готовы к тому, что ваши работодатели не выплатят вам вашего гонорара. Или выплатят, но — частично. И вот тут желание заработать бабки вступает в противоречие с устоявшимися ментовскими представлениями, из коих одно широко известно, ибо озвучено в культовом фильме. „Господа! Должен ли вор сидеть в тюрьме? Кто против? Воздержался? Большинство — за!..“ Вор должен сидеть в тюрьме, а уж убийца — тем более. Жизни лишать человека, даже если тот носит нелицеприятное прозвище Людоед, никому права не дадено. И коли ты сумел убийцу вычислить, то просто обязан связно изложить свои соображения на бумаге и положить их на стол прокуратурского следака, ведущего это дело…»

Еще год назад Купцов именно так бы и поступил. Всего лишь год назад он даже не мог представить себе другой схемы действий. Вот только с тех пор много невской воды утекло. Невероятно, фантастически много. Отныне экс-следователь Купцов был совсем другим человеком. И поэтому он был готов поехать в Тверь и привезти оттуда убийцу. Привезти, чтобы затем выпустить.

«Я был к этому готов… Однако мой напарничек всё решил за меня… И теперь у меня имеется страстное желание кое-что сказать ему по этому поводу…»

Трасса Р-123, где-то между Торжком и Выдропужском, 24 августа, ср.

— Зубы целы, — не отрывая взгляда от трассы, торопливо успокоил «командора» Зеленков.

Полулежавший в шезлонге Петрухин тяжело потряс головой и с трудом принял более удобное сидячее положение. Первое, что он увидел, разлепив веки, был Саша Мирошников — на полу, в наручниках, без сознания.

— Что это было? — исторг из себя глупейшую фразу Дмитрий.

— Это был Сашенька Мирошников, — зло пояснил сидящий на руле Котька. — Сольное выступление.

— Извините, Дмитрий Борисыч! — тоскливо попросил Витя-боксер. — Не углядел я. Отвлекся буквально на секунду. А он…

— Да ладно… я сам виноват, — самокритично признался Петрухин и, потрогав языком внутреннюю сторону разбитой губы, поморщился. — Где мы едем?

— Минут десять назад промахнули Торжок.