Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение

— Я твой должник, Самвел. Если куда надо грев заслать — ты только скажи.

— Э-э… Забудь это раньшее слово. Сейчас говорят — «гуманитарная помощь». Но я тебя ни о чем не просил, да? Зашлешь — хорошо. Не в качестве долга. По зову сердца, да?..

Леонид втопил кнопку звонка и продолжил держать на ней палец ровно до того момента, как входная дверь распахнулась и на пороге его квартиры возникла Яна. Со странным, как машинально бросилось в глаза Купцову, выражением лица — не то напряженным, не то смущенным.

— Поздравь меня, родная! Я сделал это!

— Поздравляю. Не шуми.

— То есть?.. Так, не понял?.. А почему ты до сих пор не переоблачилась в пеньюарчик? Я страшно голоден. Особенно до секса!

— Да тише ты!

— Что значит тише?! Пусть слышат все! Инспектор Купцов любит эту женщину! Любит и хочет!

— О, Господи! — громко вздохнула Асеева. — Какой же ты тупица! Тупица и подставщик!

— Подставщик? В каком смысле?

Леонид зашагнул в прихожую, сгрузил на тумбочку цветы и шампанское и немедля, пресекая попытки увернуться, стиснул Яну в объятиях.

И тут — громом среди ясного неба — раздалось строгое и одновременно язвительное:

— А-а! Явился, не запылился! Ну, хватит тискаться! — Купцов испуганно отшатнулся от Яны и лишь теперь узрел стоящую в кухонном проеме собственной персоной младшую сестрицу. — Иди, руки мой! Жених! У меня всё на столе! Второй раз греть не буду!

С этими словами Ирина возвратилась на кухню, а ошалевший Леонид, скатившись до полушепота, спросил:

— Черт! Откуда она взялась?

— На электричку опоздала.

— Ёй-йоокарный бабай! — страдальчески закатил глаза Купцов.

— Эй, молодожены! — донеслось из кухни насмешливое. — Между прочим, я всё слышу!..

И тут уж влюбленные, не выдержав, безудержно и на грани истерики расхохотались — в унисон и в голос…

Озверелые, с бесовскими физиономиями сокамерники набрасываются на Петра Николаевича, валят его на заплеванный бетонный пол, круша зубы, вставляют в рот кухонную воронку и начинают заливать через нее раскаленный чифир.

Петр Николаевич захлебывается этой дрянью, изо рта и носа выделяется пузырящаяся пенистая жидкость, и в конце концов его обильно рвет проглоченной водой и желудочным содержимым.

Попавшие под зловонные струи сокамерники окончательно звереют: они подхватывают бессильное тело Петра Николаевича и поднимают его на уровень верхней шконки. Причем это даже не второй и не третий ярусы — это много, невообразимо выше.

Наконец нескончаемый подъем завершен.

Сокамерники удовлетворенно гогочут и… разжимают руки.

Петр Николаевич в ужасе летит вниз, а навстречу ему несется некий визжащий звук, постепенно переходящий в зубодробильный скрежет.

Петр Николаевич ударяется головой о бетонный пол и…

…И распахнув глаза, утыкается взглядом в серый с пятнами разводов потолок тюремно-больничной палаты. Секундою позже наваливается осознание, что полет его — всего лишь страшный сон. Вот только… Почему продолжается скрежет?..

Московцев приподнял голову на звук и увидел, как в палату заводят нового пациента. По облику своему — явного «ветерана», из бывалых. Снова противно щелкнули запоры, и в зарешеченную палату вернулась привычная мертвецкая тишина.

Под настороженными взглядами Московцева и второго здесь болезного — несчастного забитого существа по фамилии Радимов и с соответствующим погонялом Буланыч, [18] В данном случае ассоциативная цепочка следующая: Радимов, бывший футболист питерского «Зенита», приходится мужем известной петербургской певице Татьяне Булановой. новенький-старенький по-хозяйски осмотрелся и, похоже, вполне удовлетворился увиденным.

Он плюхнулся на панцирную сетку и блаженно потянулся:

— Курорт! В натуре — чисто курорт. Никакой Ялты не надо. Слышь, доходяги, который тут Московцев?

— Он. Вот этот — Московцев, — поспешно сдал собрата по несчастью Буланыч.

— А… э-э-э-э… — побледнел Петр Николаевич. — А в чем, собственно?..

— А ты чё так встрепенулся, милай? Или чуешь чего за собой? Ладно, не меньжуй. У меня к тебе базар имеется.

— Какой… э-э-э… базар?

— Про мой базар мы еще успеем наговориться. Потому как я тут у вас всяко пару дней покантуюсь. А пока — звони Брюнету. Он там, бедолага, истосковался по тебе.

— Брюнету?! А… Да, но как же я?..

— Можно и «кáком». Но лучше — по мобиле. — Новый сосед порылся в сумке, достал копеечную «нокию» и швырнул ее на койко-место Московцева. — Номер помнишь? Или подсказать?