Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение

— Нет, не имею. Вот только…

— Только?

— Мерзкий он, этот твой Никита Федорович. Мерзкий и противный.

— Во-первых, он не мой. А во-вторых, я же иду на службу восстанавливаться. А не персонально к нему набиваться… В «шестерки».

— А вы, инспектор, оказывается, злопамятный тип.

— Ничего и не зло. Просто у меня память от природы хорошая.

— О! Заговорил о памяти, и я тут же вспомнила, о чем давно хотела тебя спросить.

— Спрашивай. Только скоренько.

— В свое время я листала странички твоего паспорта.

— Оп-па! И когда успела?

— Тупица! Ты сам приносил мне ксерокопии ваших с Петрухиным паспортов.

— Ах да, точно. Ну и чего паспорт?

Тут Асеева слегка заколебалась, не будучи уверенной, а уместно ли вообще озвучивать эти свои, достаточно смешные подозрения?

Но все-таки решилась:

— Извини, конечно, Лёня, но ты — мужик взрослый. Однако при этом ни разу не был женат. Я просто хочу понять: что это было? Такая вот принципиальная позиция? Может, привычка к одиночеству? Или что-то другое? Прости, что я задаю тебе отдающий бестактностью вопрос, но… Мне с тобой жить, а вдруг ты… э-э-э-э…

— Вдруг я что?

— Монстром окажешься, — горько усмехнулась Яна. — Может, ты по ночам чего-нить не то отмачиваешь? Или там — аллергия у тебя на детей, на тёщ, на совместное ведение совместного хозяйства?

Купцов хотел было отшутиться по поводу последней фразы, но, подняв глаза на Асееву, осекся. Поняв, что та говорит на полном серьезе и затронутая тема для нее и в самом деле важна.

Засим Леонид крепко задумался и, взвешенно подбирая слова, ответил:

— Это очень правильно, Яна, что ты заинтересовалась моим… хм… прошлым. Потому что… Потому что в жизни у меня однажды случился схожий эпизод. Когда я этим самым «чужим прошлым» не озаботился, не удосужившись за оное разузнать.

— Даже так? Может, тогда не стоит?

— Даже. И стоит. Словом, случился у меня, лет эдак восемь-девять назад дико страстный роман. С очень красивой девушкой. С еврейкой. Я не националист, просто последнее уточнение — оно важное. И вот в какой-то момент она… хм… в общем, понесла от меня.

— Слово-то какое, — не удержалась от комментария Асеева. — Понесла. Сейчас как-то больше в ходу…

— Хорошо, пусть будет «залетела». Тем более что в данном случае это непринципиально. В общем, узнав про ребенка, я ей говорю: ну так чего, давай как-то через загс начинать это дело… хм… устаканивать? А она мне: подожди, давай для начала сядем и поговорим?.. Короче, сели. Она мне: знаешь, Лёня, все эти месяцы мне с тобой было безумно хорошо. Только жаль, что ты так мало интересовался моим прошлым. Я ей: а какое значение имеет твое прошлое? А она: имеет. Я, говорит, несколько лет назад вместе со своим бывшим попала в жуткую автокатастрофу, после которой меня буквально из кусков складывали. Там и перелом позвоночника в двух местах, и прочие нерадости жизни. Почти год пластом лежала, прежде чем начать понемногу расхаживаться. Я, говорит, к тому веду, что врачи мне строго-настрого запретили детей иметь, так как любая нагрузка на позвоночник чревата угрозой паралича. И вот это — момент за номером раз.

— Неужели был еще и два? По мне так и один — вполне себе избыточный?

— Вот-вот, примерно в таком духе я тогда, будучи в полном, прости, ахуе от услышанного, и высказался. Но она все равно озвучила, что до кучи у нее родители — евреи. Причем весьма религиозные, по коей причине будут категорически против нашего брака. От этого сообщения я просто в осадок выпал. Потому — что за, блин, средневековье? Что значит «категорически»? Получается, жить ты со мной можешь, а вот замуж — дудки?

— И что она? — осторожно спросила Асеева.

— Психанула, свернула тему, а на следующий день пошла и сделала аборт.

— Предсказуемо и понятно. Хотя и грустно. А что потом?

— После этого в наших отношениях все очень круто надломилось: мы стали встречаться реже и, грубо говоря, формально. Потому что все это уже было как-то… не то. А еще через пару месяцев она призналась, что случайно встретила своего бывшего, и столь же случайно они, сами не заметив как, оказались в одной постели.

— И какова была твоя реакция?

— А какая тут может быть реакция? Сказал: понял, не дурак, желаю удачи, счастья. И на этом всё закончилось. Почти всё. Ибо вся эта история — она меня здорово… хмм… приплющила. И ведь вроде бы объективно никто ни в чем не виноват, но все равно: таковое понимание — оно не успокаивало. Такая, знаешь, боль невероятная от всего этого осталась. От которой не отмахнуться, не перескочить… Ты… ты понимаешь меня?