Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

После кофе я снова готов к бою. К тому же электрообогреватель успешно выполнил свою задачу. Теперь в комнате тепло. Открываю роман, но никак не могу сосредоточиться на перипетиях сюжета. Меня отвлекают маленькие загадки, которые каждый день подбрасывают мои соседи по Замку. Для того, чтобы очистить от них голову, записываю мучающие меня вопросы по порядку. Вот, что получается:

Первое: чью тень я видел возле столовой в понедельник ночью?

Второе: почему тогда, несмотря на полночь, управляющий был полностью одет, хотя на шум он прилетел первым.

Третье: почему Бахман так недоброжелательно отозвался о Харди, хотя это очкастый Никс затеял ссору.

Четвёртое: почему Бахман бегал сегодня утром по Замку с алебардой и для чего закрылся с ней в туалете?

Пятое: Бахман сказал за завтраком, что Мари плохо себя чувствует, поэтому её нет. А откуда же Бахман узнал об этом? Получается, что он успел увидеться и с Мари?

Шестое: чья тень так напугала Баклажана?

Седьмое: почему уехал Харди?

Восьмое: кто и почему оставил велосипед в кустах?

Девятое: что всё это вместе может означать?

Несколько раз подряд перечитываю вопросы. Интересно, узнаю я когда-нибудь ответы на них? Скорее всего, нет. К сожалению, я не обладаю даром предвидения, иначе понял бы ещё тогда, что в скором времени ответы на эти вопросы станут насущной необходимостью.

Сохранив на всякий случай список вопросов, я снова принимаюсь за свою книгу. Наконец-то, работаю, забыв обо всём на свете. В Замок меня грубо возвращает звонок мобильника. Пластмассовый поганец злорадно трясётся на столе. Поднимаю его, смотрю на экранчик. Это мой домашний врач фрау Половинкин.

– Халло!

– Халло, герр Росс! Звоню, как обещала. К сожалению, анализ вашей крови показал высокое содержание холестерина.

Я раздосадован: «Ну вот, то понос, то золотуха!» Половинкина добросовестно выдаёт мне кучу рекомендаций по снижению холестерина и умолкает. Её рабочий день вот-вот закончится.

Смотрю на время, потом на окна. На улице стемнело, плаксивый дождик утихомирился. В мутном небе тускло блестит луна. Мне становится плохо. Одиноко, как луне в мутном небе. Где же моя Маринка? Что она делает? Совсем меня забыла. Хотя это и глупо, но я всё равно сержусь на жену. Наверняка она сейчас болтает по телефону с младшей сестрой. А у Кати одна-единственная тема: повелитель «Иди, жри!» и его болячки.

Внезапно слышу, как за моей спиной, открывается дверь в полу. Я резко поворачиваюсь вместе со стулом, готовый увидеть мерзкую харю какой-нибудь нежити, но нет – это всего лишь Лиля. Она пришла звать меня на ужин.

– Спасибо, сейчас спущусь, – бормочу я, чувствуя, как по спине скатываются горячие струйки пота. Успокоенная Лиля исчезает внизу. Недовольно смотрю ей вслед, в тёмный провал двери. Что-то у меня совсем нервы разболтались.

«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт! Привет!»

Несмотря на бодрые приветствия, в столовой царит похоронное настроение. Резко трещат свечи. В щелях тоскливо воет ветер. Даже тушёная капуста с мясом не прибавляет мажора мрачному застолью. Творческие люди в тягостном молчании ужинают, не глядя друг на друга. Чувствуется напряжение. Кажется, звякни кто-нибудь нечаянно посудой, и все заорут от ужаса. Алинки за столом нет. Видимо, уставший за день в детском саду ребёнок уже спит. Место Харди по-прежнему пустует.

Безвольно жму бессильную длань Эдика, усаживаю себя рядом с ним, накладываю в тарелку из большой сковороды немного капусты, принимаюсь за еду. Мой друг непривычно молчалив и хмур. Напротив меня Селина равнодушно жуёт, поминутно поправляя свои мелкие кудряшки. Урсула в жёлтой майке больше пьёт, чем ест. Почемутто уныло тычет вилкой в своей тарелке. Единоличник Кельвин опять питается чем-то особенным. На этот раз плешивый консультант заказал в ресторане какой-то отвратительный деликатес, напоминающий печеный зародыш макаки, и наслаждается. Только Баклажан с Кокосом – наши толстячки – уминают за обе щёки простецкую капусту с кусочками говядины. Круглый Ын остаётся как всегда невозмутимым.

– Харди так и не нашёлся? – тихонько спрашиваю Эдика. Тот пожимает плечами.

– Вообще ноль. Ни слуху, ни духу. Доктор Бахман весь день обзванивал родных, друзей и знакомых Харди. Никто его не видел. Такое впечатление, что парень взял и испарился.

– И что теперь будет с вашей выставкой?

– Не знаю. Конечно, работы Харди самые лучшие, но как можно их выставлять без автора, я не понимаю. Впрочем, пусть об этом болит голова у доктора Бахмана. Смылся, ну и скатертью по заду!