Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

– Ну, что, Никлас. Ты видишь машину Харди? – нетерпеливо спрашивает Эрих. Бахман с трубкой в зубах выходит вперёд, оглядывает полупустую парковку и на его худом лице появляется выражение смутного неблагополучия. Маэстро неохотно изрекает сквозь зубы:

– Его родстера здесь нет.

Обед. Все обитатели Замка опять собрались в столовой, но теперь нас на одного человека меньше. Харди всё ещё нет. Разговор не клеится. Сидим рядком за длинным столом, как в унылом скандинавском детективе. Молча хлебаем Лилин борщ со сметаной. Маленькая Алинка в садике и некому согреть солнечной улыбкой нашу замёрзшую компанию.

Я думаю, что Харди уехал домой из-за драки с Никсом. Хотя по логике вещей – это Никс должен был с позором бежать из Замка и прятаться от синих очей своей дамы сердца. Очкарик же, наоборот, сидит за столом, победно поглядывая через толстые стёкла на расстроенную Мари.

После похода через подземный ход на автостоянку, я вернулся в свою башню и опять взялся за роман. Правда, всласть поработать мне не дал звонок Марины. Жена на «куре» подыхает со скуки, поэтому обзванивает всех, кого только можно.

– Ты таблетки пьёшь? – задает Марина сакраментальный вопрос. Мамка, блин!

– Ну, что ты, золотко! Как можно не пить? Принимаю по половинке ежедневно во время еды, – обижаюсь я, сердито разглядывая коробочки с лекарствами, давно забытые мною на подоконнике.

– Ох, не верю я тебе, дорогой! – отчего-то сомневается в моих словах Марина. – Позвоню-ка я Лиле. Пусть она за тобой проследит.

Меня охватывает паника. Матриархат рулит!

– Не надо впутывать сюда Лилю! Ты меня унижаешь своим недоверием. Я сам вполне могу о себе позаботиться.

– Знаю я, как ты можешь! – спорит Марина.

Я злюсь. Женщины! Им лишь бы всех опекать. А у моей жены вообще очень развит материнский инстинкт. Я вспоминаю, как Марина катила меня в инвалидном кресле из клиники к машине, как надевала мне ботинки, кормила, купала, бегала в аптеку… Всё-всё! Я больше не злюсь.

Сидящий рядом Эдик неожиданно пускается в грустные воспоминания, отвлекая меня от моих собственных мыслей:

– Знаешь, Вадим, лет десять назад я купил дом в Нашем Городке. Домишко был так себе – настоящая развалина. Дом требовал капитального ремонта, зато и стоил не дорого. Пришлось мне тогда попотеть. С утра я работал на стройке штукатуром-маляром. Десять часов каждый день, кроме субботы и воскресенья. После стройки – ещё три часа у одного крестьянина. Подрабатывал. Богатый был мужик – имел две тысячи свиней.

– И что ты там делал? Свиньям задницы мыл? – спрашиваю я.

– Ну ты скажешь! Нет, конечно, – хихикает Эдик. – Ферма полностью автоматизирована. А я делал всё, что придется. Мастер на все руки.

– Ты рассказывал про дом, – напоминаю я.

Эдик кивает.

– Так вот я и говорю, после подработки у крестьянина шёл строить свой дом. До поздней ночи отделывал, перестраивал. Потом немного спал и опять на стройку. Работал до посинения. Поверишь ли, нет, но я часто плакал от боли в коленях – приходилось подолгу стоять на коленях, когда полы менял.

– А оно того стоило?

Эдик с удивлением смотрит на меня.

– А как же! Сам подумай. Кем бы я был в «совке»? В лучшем случае вкалывал бы на заводе инженегром. Зарабатывал бы на кулёк семечек и пирожок с капустой.

– А здесь?

– Здесь я хотя и работаю штукатуром на стройке, но за толстую зарплату и плюю на всё с большой ёлки. Здесь у меня есть собственный дом с садом, две машины в гараже, жилой прицеп на площадке возле входа. В цокольном этаже – бильярд и сауна. Под крышей – моя художественная мастерская. Своим родителям я выделил уютную квартирку с отдельным входом. У дочери тоже своя комната. Нет, я жизнью доволен.

Я думаю про себя: «Ну и ладно. Интересно, а я своей жизнью доволен?» Ответить на вопрос мне не позволяет Эдик. Он продолжает повествование:

– После того, как я отремонтировал развалину и превратил её в конфетку, мне пришло в голову, что часть расходов можно компенсировать. Я посоветовался со своей Танюшкой и мы сдали второй этаж одной турчанке – тучной, желчной, пожилой бабе с двумя детьми. Её мальчику было пятнадцать, а девочке шестнадцать лет.

– И что же вышло из вашего бизнеса?

Эдик машет рукой.

– Ничего хорошего не вышло. Пролетели мы с Танюшкой, как стая трусов над баней.

– А что случилось?

– Днём наших жильцов было не видно и не слышно. Зато вечером к нашему дому собиралось по три-четыре машины. С визгом тормозов. И начинался концерт: музыка орёт, гогот, песни до утра. Соседи стали мне жаловаться. Я пошёл к турчанке и предупредил, что если она не перестанет собирать у себя шумную компанию, я её выселю. Она утихла на один день. А потом всё началось снова. Да ещё и платить перестала. Говорит мне: «Денег нет». Тогда я сказал: «Выметайтесь. Иначе я вызову полицию».