Сергей Владимиров - Пожинатель горя

А на ваших руках остался обезображенный труп. Надо было что-то предпринимать, и первым человеком, о ком вы подумали, был Ланенский-старший. Иначе и быть не могло. Убитая — ваша общая дочь, убийца — его сын и ваш любовник. Виктор Евгеньевич приехал, и у вас созрел план. Вы не решились выдать дорогого вам человека, не могли и помыслить, чтобы вся эта грязь выплеснулась из семьи. К делу подключили помощника городского прокурора Константина Ремизова. Ему было не впервой заниматься фальсификациями. Наркоман Дудкин, которого вы даже не знали, сыграл в этой истории роль козла отпущения.

По версии следствия, он ворвался в квартиру следом за Кристиной. Раз он решил убить ее, то должен был заранее позаботиться об орудии убийства. Так в деле появилась монтажка, действительно с отпечатками его пальцев, изъятая при обыске в подвале его сожительницы. У Дудкина просто не было времени метаться по вашему жилищу и искать что-нибудь тяжелое. Такая вещь подвернуться под руку могла лишь человеку, который бывал здесь неоднократно. Но вы были заинтересованы, чтобы убийцей оказался человек посторонний. И настоящее орудие преступления, брошенное Владиславом рядом с телом Кристины, попросту испарилось. Наверное, эта штука была хорошо знакома и Наталье Семеновне, и Владимиру Михайловичу, а вам не хотелось, чтобы они стали задаваться вполне справедливым вопросом: как антикварный подсвечник оказался в руках случайного убийцы, который не заходил дальше прихожей. А кроме того, на подсвечнике остались отпечатки пальцев вашего любовника, и вы банальным шантажом намеревались удерживать его возле себя.

Я влез в ваше семейное дело совершенно случайно, занимаясь поначалу налетом на «Миллениум». Главная моя ошибка: я пытался связать ограбление, убийство охранников и все остальные жертвы, включая вашу дочь. Но связи-то никакой не было. Клоун с бандой отморозков действовал сам по себе. Взорвав сейф и прибрав к рукам черный нал (интересно, обнаружены ли эти деньги?), он прихватил и подсвечник, посчитав, что вещь, хранящаяся в таком месте, непременно имеет большую ценность. Я не ошибаюсь, орудие убийства хранилось действительно там?

Ее молчание убедило меня, что мои рассуждения верны.

— Налет и убийства в «Миллениуме» страшно напугали вас. В отличие от других вы подозревали, кто стоит за этим. Действительно, его обложили со всех сторон. Отец кувыркается со сногсшибательной красоткой, которая по всем законам природы должна принадлежать ему, молодому и неотразимому. Однако он вынужден спать с вами. И попробуй вякнуть что-то против. Тюрьма не тюрьма, а сумасшедший дом ему обеспечен. Но выход есть. Первым делом похитить из сейфа улику. А уже потом — заткнуть рот вам всем. И за ценой он здесь не постоит. Отставной полковник что-то пронюхал — в расход. Папаша — еще раньше. Вы соучастница убийцы, потому что покрывали его все это время. На нем три трупа, и ваш был бы четвертым.

Слишком вы ему обрыдли, слишком много знаете. Все так. Почти так. Совсем не так.

Алевтина Семеновна поменялась в лице. Осыпалась штукатурка «Made in France». Текла водостойкая тушь. Пятнала зубы, впивавшиеся в дрожащую губу, дорогостоящая помада.

— Вернемся к вопросу об оплате, — сказал я. — Я не шантажист и не оборотень вроде Ремизова и его людишек. Я из бывших зачуханных следователей, которые никогда не брали взяток и были за это биты. Сейчас я частная ищейка, у которой есть определенный кодекс чести. Порой я сочувствую преступникам больше, чем их жертвам, и отпускаю их с миром. Уповаю на их совесть, не верю в Бога, но и не отрицаю его существования. Что не сделает суд земной, пусть останется за судом небесным. Если он есть. Сказано глупо и громко, но людям вроде Ремизова не место в милиции. Вы купили его и автоматически стали от него зависимы. Вы покрываете его делишки, а он ваши. Рука моет руку. С этим пора заканчивать. Я сохраню в тайне наш сегодняшний разговор, если вы шепнете кому-нибудь из своих влиятельных знакомых, что этого человека надо убрать. Конечно, не ликвидировать, а заставить уйти по собственному желанию. Тихо и мирно.

— Я сделаю это, — признательно прошептала Друзина. — Только не поднимайте шума насчет Владика. Никаких газет, никакого телевидения. До поры до времени их удавалось сдерживать, но если в СМИ, подконтрольные моим завистникам и недоброжелателям моего мужа, попадет информация, заткнуть их не удастся.

— И больше вы ничего добавить не хотите?

Не дождавшись ответа, я заговорил сам: