Анатолий Степанов - Привал странников

И сверху, от Остоженки, и снизу, от набережной, донеслись тоскливые звуки милицейских сирен.

- Наконец-то, - облегченно сказал Сырцов.

Сверху прибыла патрульная - "газик", снизу оперативная - "Волга". Сырцов подошел к "Волге", предъявил в окошко удостоверение и громко сказал:

- Общемосковская операция. Прошу срочно соединиться с дежурным и доложить следующее: "Немедленно необходим капитан Махов. На участке старшего лейтенанта Сырцова ЧП".

В "Волге" засуетились, стали кричать в телефон. Смирнов подсказал Сырцову:

- Скажи им, чтобы пустырь сейчас же прочесали. Пусть бутылку и стакан ищут. А то вон столпились, дармоеды чертовы!

Действительно милиционеры из "газика" с интересом рассматривали труп.

- Дело есть, ребята! - бодро оповестил милиционеров Сырцов и повел их на пустырь.

Освещенные окна вокруг распахнулись: с прибытием милиции для зрителей экстраординарного происшествия безопасность была обеспечена, и зрители с комфортом приступили к основному занятию зрителей - зреть.

- А мне что сделают? - встрепенулась Таня, с надеждой глядя на Казаряна и Смирнова.

- Еще раз сосок крутить будут, - пообещал Казарян.

- Сейчас начальник большой приедет, он с тобой разберется, - успокоил ее Смирнов.

- А в тюрьму не посадят?

- Не посадят.

- Саня, из автомата по тебе стреляли? - спросил Алик, зная, что это так.

- Знаешь, он мне башмак испортил! - вспомнил Смирнов и, стоя на одной ноге, снял испорченный башмак. Смирнов стоял, как аист, а Казарян и Алик рассматривали башмак.

- Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, - успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:

- Саня, где твоя палка?

- Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.

Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:

- Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.

- Бутылку и стакан нашли?

- Бутылку нашли, а стакан ищут.

- Пойдем, Саня, - поддержал Сырцова Алик.

Смирнов залег в кресло и попросил:

- Водки. Стакан. Полный.

Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.

- Худо, Саня? - осторожно спросил он.

- Хуже не бывает, - признался Смирнов. - Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.

Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.

- Прошло, - через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.

- Как же ты, Рома, допустил такое? - с упреком спросил Алик.

- Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. - Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. - В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.

- Не казнись, Рома. - Смирнов слегка поплыл и заговорил: - Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.

- Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! - не ощущая кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.

- Это не они промахнулись, это я от них ушел, - высокомерно отпарировал Смирнов. - Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал: "Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист, уже в кювете".

- Как ты все-таки смикитил? - осторожно спросил Казарян.

- Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул как подкошенный.

- Бог за тебя, Саня, - признал это Алик.

- Солдатский бог, - уточнил Смирнов, - Алька, давай кино посмотрим, а? Но сегодня без выстрелов чтобы. Веселое что-нибудь. И еще полстакана налей.

Алик начал с последнего - принес полстакана и начал перебирать кассеты. Нашел что надо, включил телевизор, включил деку. На экране возник Париж, а затем Мулен-Руж. Пошла программа знаменитого варьете. На уютную сцену вырвался новаторски обнаженный традиционный кордебалет. И тут Казаряна пробил неудержимый смех.

- Ты что, Рома? - встревожился Алик. Указывая пальцем на экран, Казарян продолжал хохотать. - Сбрендил, что ли?