Анатолий Степанов - В последнюю очередь

- Алик поскользнулся! - охотно объяснил Саша и почувствовал себя до невозможности фальшиво. - Ты такой неловкий, Алик.

Алик уже встал и снизу смотрел, как они обнимаются. Иван Павлович отодвинул Сашу, полюбовался на награды.

- Пошли на кухню, герой. Все спят, поговорить нам больше негде.

В общей на весь коридор кухне, Иван Павлович разжег керогаз, поставил чайник, дождался, пока уйдет принесший хлеб, сахар и банку американской колбасы Алик, спросил Сашу, чинно сидевшего на табурете:

- Так почему же ты все-таки опоздал на трое суток?

- Да билета не мог достать, - беспечно ответил Саша.

- Это ты не мог достать билета? Врешь.

- Ну, тогда как на духу. Загулял.

- Ладно, Сашок. Врать тебе незачем. Милицейское начальство перед тем, как встретиться с тобой, со мной советовалось.

- Вот всегда так, Иван Павлович, - обиженно закончил Саша, - из меня дурачка делаете...

- А ты?

- Что я?

- Сейчас кто из меня хотел дурака сделать?

- Так я же по службе.

- Что же это за служба такая, старших обманывать?

- Я сейчас всех обманываю, Иван Павлович, - тихо и с тоской признался Саша.

- Ой, смотри, Сашок, как бы тебя не обманули. Схлестнулся ты с большими мерзавцами.

- А что мне, отказываться надо было? У милиции на всю Москву одна бригада по борьбе с бандитизмом. Ни настоящей засады устроить, ни крупной операции с серьезной подготовкой провести не с кем и некогда. Мечется этот взвод от одного ЧП к другому. А здесь, вы правильно заметили, большие мерзавцы действуют. Хитрые, злые. Их без связей не зацепишь, без настоящей информации не возьмешь. А я в этом районе и на рынке - свой. Сами небось не забыли, из какой компании вы меня вытащили. Я и перышка не испугаюсь и по фене сботаю. Мне здесь концы искать легче...

- По лезвию ножа ходишь. Ты особо не зарывайся. Это опасно, Саша.

- Я знаю, Иван Павлович.

- Ну и как дела?

- Поначалу вроде сразу за ниточку ухватился. Сейчас запутался слегка.

- А начальство что говорит?

- Не общаюсь пока.

- Ты из себя Ната Пинкертона не изображай. Советоваться с опытными людьми надо, герой-одиночка!

- Так ведут же все время, Иван Павлович!

- Ну-ка расскажи подробнее.

- Не могу, не имею права. Подробнее только в отчетах пишу.

- Ясно. Тогда давай чай пить.

Иван Павлович сполоснул заварной чайник, засыпал чаю и налил кипятку, Вдруг, не оборачиваясь, упершись руками в кухонный стол и глядя в закопченную стену, негромко поведал:

- Ты мне как сын. И потерять тебя здесь, не на войне, для всех нас, для меня, для Алика, для мамы, для Ларки - будет двойным горем.

- Что же это такое происходит, Иван Павлович? Там каждую минуту гибнут люди, да какие люди! А здесь рвань, шпана, подонки спекулируют, воруют, грабят!

- А ты за время, что здесь, где-нибудь, кроме Инвалидного рынка и кабаков, бывал?

- Знаю я, что настоящие люди работают до изнеможения, полуголодные ходят, все отдают тем, кто на передовой. Но эти-то существуют, действуют, процветают!

Иван Павлович положил ладонь на сжатый Сашин кулак.

- Вот говорят: такая война, как наша, облагораживает человека. Верно. Только хорошего в своих задатках человека. А человека с душонкой мелкой, завистливой любая война развращает окончательно. Война, Сашок, доводит видимую ценность человеческой жизни почти до абсолютного нуля. И эта трагическая инфляция дает негодяям ощущение вседозволенности.

Саша встал, прошелся по кухне, подошел к двери.

- Ненавижу! И не будет им от меня пощады!

И хрястнул кулаком в дверной косяк.

- Другого от тебя не ждал, - заметил Иван Павлович и спросил неожиданно: - Когда демобилизоваться собираешься?

- В последнюю очередь. Мне здесь еще долго довоевывать придется.

- Понятно. Альку чай пить позовем?

- Я с ним в ссоре.

- Ну а я позову все-таки.

Втроем они молча и истово - по-московски - гоняли чаи. Напившись, Иван Павлович, глянул на часы:

- Через четыре часа за мной машина придет. Пойду сосну хоть самую малость.

Ни на кого не глядя, Алик звонко сказал:

- Папа, я хочу знать, могут ли быть у меня какие-нибудь отношения с этим человеком? Папа, он - хороший человек?

- Да, сынок, - небрежно ответил Иван Павлович. - Вы тут разбирайтесь, а я - в койку.

И ушел.

Все стало прекрасным оттого, что отец во всем разобрался, все понял и взял его, Алика, сомненья, разочарования и боль на себя. И будто ничего не было, обнаружилась любовь, вернулась нежность, вновь возникла гордость за человека, сидевшего напротив. На глаза накатились слезы, но, шмыгнув носом, Алик убрал их и виновато посмотрел на Сашу.