Шарль Эксбрайя - Лгуньи

— Не может быть! — воскликнул потрясенный Поджио.

— Нет, Поджио, это не просто «может быть», это так и было, к сожалению!

— Но какое отношение к этому имеем мы? — возмутился Амедей.

— Первый раз слышу! Что ты об этом думаешь, Паскаль?

— Я ничего не понимаю.

Заглянул Кастелле и сообщил, что пришел Вийар. Когда сторож вошел, Оноре усадил пятерых старух в рядок и предложил Вийару внимательно посмотреть на них, а затем спросил:

— Ну что?

— Что?

— Вы узнаете двух женщин, которых видели вчера вечером в Замковом парке?

— Ну… я…

— Да или нет?

— Может быть… они все на них похожи… Но утверждать? Нет, я не могу… нет.

Взбешенный полицейский отпустил его, понимая, что все тихонько издеваются над ним.

— Ладно. Вы выиграли и на этот раз, Базилия, но, клянусь вам, так долго продолжаться не может!

— А ты упрямый, малыш, — с иронией заметила она.

Комиссар принялся уговаривать их.

— Я хочу, чтобы вы поняли правильно: вы не имеете права убивать даже ради того, чтобы отомстить за невинно убитых! И если ваша вина будет доказана, вы закончите свою жизнь в тюрьме. И, наконец, бандиты могут догадаться, кто убирает их людей, и тогда за вашу жизнь никто не даст и сантима!

— И будут правы, потому что она того не стоит, — проворчал Амедей.

Все, кроме комиссара, весело рассмеялись.

— Они не понимают, — сказал комиссар, обращаясь к Кастелле.

— Господин комиссар, — вдруг сказал Поджио, — я не все понял в этих ваших выдумках, но если наши женщины действительно сделали то, в чем вы их обвиняете… О! Тогда я страшно горд за свою Барберину!

Все горячо поддержали его, и допрос, который по планам Сервиона должен был смутить и напугать их, закончился восторженными объятиями и поцелуями.

Полицейский вышел из себя и заорал:

— Кастелле! Выставить их всех за дверь! Мне осточертело слушать их бредни!

Базилия, пряча усмешку, заметила:

— Да, не выйдет из тебя полицейского, Оноре.

Старики сбились в кучу, а Базилия продолжала:

— …раньше, когда ты был еще нашим, ты никогда не позволял себе говорить таким тоном.

— Потому что раньше я не знал…

— Чего не знал?

— Что вы все лгуньи!

В тот день, когда раскрылось предательство Кастанье, Жозе Бероль слишком много думал. Он к этому не привык и поэтому сильно утомился. Несколько часов он размышлял над тем, убить ли Полена, чтобы отомстить за Мариуса и Барнабе, или же подчиниться приказу и оставить его в покое?

Сначала он решил убить предателя. Это было бы справедливо. Потом подумал, что его могут наказать за неподчинение приказу. Что тогда будет с ним? Жозе панически боялся одиночества. Он не блистал умом, но здравого смысла у него было достаточно, и он трезво оценивал свои способности. Он понимал, что, оставшись один, очень скоро погибнет в этих безжалостных джунглях. Ближе к вечеру Бероль решил подчиниться приказу и не проявлять инициативы.

Чтобы немного развеяться, Жозе решил сходить к Юберу. Юбер встретил его не очень ласково.

— Привет, Жозе. Почему Полен не сказал, что вы сегодня собираетесь здесь?

— Полен здесь?

— Да. А ты не знал?

— Нет. Он уже ест?

— Нет еще.

— Ладно. Накрой стол на двоих.

Кастанье совершенно не встревожился, увидев Бероля, ведь он был настолько умнее Жозе… Он уважал его за физическую силу, выносливость в любых испытаниях, за преданность патрону. Он решил включить Бероля в новую банду, и счел, что настал подходящий момент прощупать его. А что касается звонка Сервиону, он всегда сумеет выкрутиться.

После обеда Полен предложил немного прогуляться… Уже стемнело. В чистом небе сверкали яркие звезды. Они сошли с дороги на тропинку, пропитанную запахом ночных цветов и трав. Оба молчали, не зная, как приступить к делу. Наконец, Кастанье решился.

— Между нами, Жозе, тебе не кажется, что патрон стареет?

— Ну, не знаю, — удовлетворенно вздохнул Жозе.

Оба старательно выбирали слова, чтобы не слишком раскрывать свои карты — нечто вроде дуэли, исход которой еще не известен.

— Мне кажется, что ему уже пора освободить это место.

— А ты знаешь человека, который мог бы его заменить?

— Знаю. Это я, — сказал Полен, сжигая корабли.

Жозе уже знал это, но сделал вид, что удивлен.

— А ты не боишься?

— А чего мне бояться?

— Фред, Эспри и патрон не допустят этого!

Кастанье пожал плечами.

— Я не боюсь Консегуда… Он — человек конченый… Фреда и Эспри, конечно, нелегко будет убедить… Впрочем, после истории на перевале Вильфранш им лучше вообще помалкивать.