Елена Басманова - Тайна серебряной вазы

– Я – маленький винтик в громадной машине, которая тайно действует уже триста лет. Многое сделано с Божьей помощью заранее, многое было предусмотрено. И, скажу вам откровенно, в те дни, когда мы с вами виделись в Петербурге, все могло оборваться и без Романовых. Судьба династии Рюриковичей висела на волоске. Но Бог спас и на этот раз.

– Вы имеете в виду, что князь мог умереть, не оставив потомства? – спросила Мура.

– Да, такая опасность была. Для того чтобы династия не угасла, требовалось найти для князя жену, в жилах которой текла бы царская кровь.

– Она гречанка?

– Можно считать так.

– И она родила наследника как раз б часы смерти князя Ордынского?

– Это были преждевременные роды. Я не успел прийти в нужный момент. Я успел только предупредить князя, что среди его людей в особняке есть тайный агент.

– Секретарь князя? Илья Михайлович Холомков? – На лице Муры появилась брезгливая гримаска.

– Да, он... Узнав, что князь при смерти, его потрясенная горем жена почувствовала, что начинаются преждевременные роды. Григорий сообщил князю, лежащему уже на смертном одре, об этом, и князь велел своему верному слуге спасти ребенка, вынести его из дома и вместе с ним – документ, разыскать меня. Григорий успел только вынести ребенка из особняка, а до пергамента добраться не мог, потому что в кабинете князя все время находился секретарь.

– И пергамент лежал в тайнике, устроенном в иконе? – продолжила Мура.

– Да, когда я пришел по подземному ходу и хотел войти в кабинет, то через специальный глазок увидел возле иконы вас.

– Я так и думала, – вздохнула Мура. – Теперь я не кажусь сама себе сумасшедшей. Кстати, я забыла поблагодарить вас за возвращенную перчатку.

Она улыбнулась, и отец Авель улыбнулся ей в ответ.

– Вы знаете, я должна перед вами покаяться, – призналась Мура. – После тех событий я мучилась, все думала о том, что на нашей церкви лежит неискупаемый грех – предательство царской династии. Теперь я вижу, что напрасно мучилась. Церковь несет свой крест и идет путем подвига.

Отец Авель перекрестил ее и сказал:

– Нам надо торопиться, сестра Мария. У нас мало времени.

Они шли довольно долго, как казалось Муре – вниз, пока вновь не оказались перед площадкой, над которой едва просматривалось узкое светлое горлышко каменного колодца. По кладке камней, более мелких, чем раньше, по их более темному, красновато-серому цвету, Мура поняла, что это не тот колодец, по которому они спускались вглубь Благозерской скалы. Оба встали на площадку, и та медленно поползла вверх. Мура смотрела, запрокинув голову, на светлый круг, увеличивающийся в размерах. Она держалась за рукав рясы отца Авеля и чувствовала, что соскучилась по солнцу, по свету.

– Сейчас мы навестим одну добрую богомолку, она проживает по благословению отца Гавриила на острове, – сказал, не оборачиваясь, монах в тот момент, когда площадка вынесла их вверх.

Переступив чрез край колодца, Мура огляделась. В помещение свет попадал сквозь оконце в потолке. Голые беленые стены и дверь. Возле нее Мура, к своему удивлению, увидела обычный электрический звонок. Отец Авель нажал на кнопку звонка, и Мура услышала мелодичный переливчатый звук, а через несколько мгновений легкие шаги.

Дверь открылась, и на пороге появился маленький монашек лет десяти, его веснушчатое лицо обрамляли золотые кудри. Он улыбнулся, скользнул быстрым взглядом по Муре, поклонился отцу Авелю. Тот перекрестил его и потрепал по золотой головке. Пройдя по коридору, они попали в светлую комнату – с кроватью и деревянной люлькой, подвешенной на деревянных лакированных распорках, с круглым столом посередине. Вдоль стен стояли шкафчики, буфет и комод. В правом углу под иконой Божьей матери теплилась лампадка. В раскрытое окно вливался теплый майский воздух, насыщенный ароматами весеннего разнотравья и цветущих деревьев.

Мура, как зачарованная, смотрела на икону в серебряном окладе и боролась с непреодолимым желанием подойти к ней и провести ладонью по сияющему серебру...

У окна сидела приятная женщина средних лет, одетая в темное платье с глухим воротом, ее голову покрывал белый платок. На руках она держала ребенка. Крохотными нежными пальчиками он перебирал янтарные четки на ее груди, и время от времени пробовал на вкус бусинки.

– Зубки начинают резаться. – Женщина улыбнулась и погладила ребенка по головке с негустыми черными волнистыми волосиками. – Но спит пока спокойно, не плачет.