Рекс Стаут - Снова убивать

Вульф обвел всех взглядом:

– Джентльмены, дело в том, что никто из тех, кто подписал расписку, кроме Коулмена, ее не видел. Он подделал подписи.

Вульф резко повернулся к Перри, и голос его прозвучал, как удар хлыста:

– Что скажете, сэр? Это тоже клевета?

Перри сдержался. Но голос его подвел.

– Да, клевета, – сказал он хрипло. – Подписи подлинные.

– Ха! Подлинные! Но вы, по крайней мере, наконец признаете, что вы Коулмен, так?

– Да, я Коулмен. Но это их подписи, и они получили каждый свою долю.

– Ну нет. – Вульф наставил на него палец. – Вы допустили ошибку, сэр: вы убили не всех. Виктор Линдквист жив и в здравом уме. Для английского суда его свидетельства, подкрепленного прочими документами, достаточно, чтобы обвинить вас в подлоге. Клевета! Фу, как некрасиво!

Он обратился к остальным:

– Как видите, не так и важно, сможем ли мы предъявить мистеру Перри обвинение в убийстве. Сейчас ему за шестьдесят. Не знаю, сколько в Англии дают за подлог, но из тюрьмы он выйдет уже за семьдесят, жалким, сломленным стариком…

Позже Вульф мне сказал, что хотел, чтобы Перри, окончательно перепугавшись, подписал бы чеки, общей стоимостью на миллион долларов, для Клары Фокс и Виктора Линдквиста, а также для наследников Уолша и Сковила, если у них есть наследники. Не знаю, наверное, так и было. Только никаких чеков Перри не подписал, потому что мертвецы писать не умеют.

Дальше всё произошло мгновенно, и я действовал автоматически. Перри выхватил револьвер, повернулся к Вульфу и выстрелил. Хомберт заорал, Кремер вскочил. Я из своего угла никак не успел бы перехватить Перри и потому, как и сказал, схватился за оружие чисто автоматически. Я выстрелил один раз, но тут ко мне бросился Кремер, и я опустил руку. Поднялся шум. Перри в своем кресле обмяк, его пытались поднять. Я одним прыжком подскочил к Вульфу, который сидел с изумленным лицом, и ощупал его левую руку от плеча до локтя.

Не обращая внимания на его протесты, я расстегнул пиджак, стянул рукав и увидел кровавое пятно, расцветавшее на канареечной рубашке, как орхидея. Потом разорвал рукав рубашки, ощупал рану и ухмыльнулся, глядя в его чертову толстую физиономию:

– Кость цела, так что пустяки. И вообще вы левой рукой почти не пользуетесь.

Кремер у меня за спиной сказал:

– Всё. Он мертв. – И посмотрел в нашу сторону, оценивая масштаб бедствия.

Тело Перри лежало теперь на полу. Кремер стоял рядом с ним на коленях, а Скиннер и Клайверс гасили пожар. Клайверс, стрелявший через пиджак, потому что не успел вынуть руку из кармана, одновременно пытался его снять и потушить тлевший карман. Скиннер ему помогал. Выстрелил Клайверс, наверное, на одну десятую секунды раньше, чем я.

Кремер встал. И сказал мрачно:

– Одна пуля в плечо, вторая – прямое попадание в сердце. Что ж, он сам напросился.

Я сказал:

– В плечо – моя. Я взял высоко.

– Нет, Арчи, – сказал рядом со мной Вульф.

Мы повернулись к нему. Он сидел, зажимая рану носовым платком.

– Разумеется, нет. Ведь не хочешь же ты, чтобы фотография лорда Клайверса снова появилась в «Газетт»? Его нужно спасать. Тем более, что тут речь, безу-словно, о вынужденной самообороне. Так что… как это вы говорите, мистер Кремер?.. отдуваться тебе.

– Пять тысяч фунтов, – сказал Клайверс. – Берите. Вернете, когда… или если… получите свою часть наследства Коулмена. Хорошие деньги. Понимаю, что не слишком большие, но кто, черт возьми, в наши дни может себе позволить быть слишком щедрым?

Вульф покачал головой:

– Вас нужно ловить на слове. Вы мечетесь, как колибри: то две тысячи, то десять, то семь, то пять. Давайте остановимся на десяти, на тех же условиях.

Тут подала голос Клара Фокс:

– Мне ничего не нужно, я уже сказала. Я не возьму денег.

Было уже почти три, и мы сидели в кабинете. К этому времени мы успели поесть. Обедали вшестером, что означает: обедали чем придется. Мьюр, так и не увидевший мисс Фокс, ушел сразу, потому как Вульф придал ему ускорение, обозвав старым ослом. Кремер, Хомберт и Скиннер ушли, когда я согласился взять вину на себя, чтобы спасти их всех от скандала. Потом пришел док Волмер, перевязал рану Вульфу и снова ушел. Потом прибыл Кремер со своими людьми, и они увезли то, что осталось от Резины-Коулмена – Энтони Д. Перри. Наш желтый тканый ковер переехал в подвал ждать отправки в чистку, так как на нем остались два больших красных пятна – там, где сидел Перри и где он лежал, – и пол был непривычно голый. Я снова стал мальчиком при дверях и снова закрыл дверь на цепочку, потому что журналисты к ней так и липли, слетаясь, как мухи на мед.