Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

Или… и здесь я замедлила движение вверх по улице, ощущая глаза, которые следили из темных проемов дверей… или в доме Софии. В действительности, возможно, в Агиос Георгиос есть один дом, в котором меня не хотят видеть.

Ну, нет ничего лучше прямой проверки. И если муж все еще дома, питается, тогда очень интересно также и его встретить.

Интересно, любит ли он критскую одежду?

Она сидела прямо перед дверью внутри свое­го дома и пряла. За все месяцы проживания в Греции я так и не смогла привыкнуть к тому, как красива эта примитивная работа. Мягкая, пушистая белая шерсть на прялке, коричневые пальцы вытягивают ее, как массу для леденца, петля проходит перед черным платьем, об­разуя кружащийся шарик на веретене. Все это создает картину, которую трудно не оценить.

София не взглянула на меня. Ствол смоковницы, должно быть, скрыл от нее мое приближение. Я остано­вилась на минутку, чтобы понаблюдать. В глубокой тени, где сидела женщина, черты беспокойства больше не были видны. Ее лицо казалось гладким, как в юно­сти, даже уродливые руки, плавно двигаясь, приобрели своеобразную красоту.

Я вспомнила, как рассказывала Марку о лунных прядильщицах, чтобы усыпить его и успокоиться са­мой, и взглянула снова на Софию, одетую в черное критянку, которая пряла в жаркий день. Враг, подозри­тельный, непонятный уроженец этой жаркой страны, законов которой я не знаю. Я прошла вперед и положи­ла руку на ворота. София подняла глаза и увидела меня. Первая реакция – удовольствие, точно. На лице появи­лась улыбка, а темные глаза засветились. Затем, хотя она не повернула головы, у меня возникло впечатление, что она бросила быстрый взгляд в хижину. Я толкнула ворота. «Можно войти поговорить?» Я знала, что такому прямому вторжению, хотя, возможно, и не совсем деликатному, по правилам гостеприимства острова не могут чинить препятствий.

«Конечно». Но вид тревожный.

«Ваш муж ушел?»

Она наблюдала за мной нервно, хотя искусные, при­вычные движения помогали ей вести себя естественно. Так сигарета иногда помогает в более сложном положе­нии. Взгляд Софии скользнул по небольшому костру из прутьев на улице, где все еще кипел горшок. «Не при­шел. – Затем, сделав движение, словно хотела под­няться, сказала: – Пожалуйста, садитесь».

«Спасибо, а вы продолжайте прясть. Я люблю наблю­дать за этим». Я вошла в маленький дворик, повинуясь жесту хозяйки, села на скамейку под смоковницей возле дома и начала говорить комплименты. Восхищалась глад­костью шерсти, помяла меж пальцев кусок шерстяной ткани для скатерти, который она показала. Скоро она забыла застенчивость и отложила работу, чтобы принести связанные и вышитые ею вещи. Не ожидая приглашения, я оставила свое место и пошла за ней внутрь.

В доме две комнаты. Между ними не дверь, а просто продолговатое отверстие в стене. Гостиная, выходящая прямо во двор, чрезвычайно чиста и очень бедна. Пол земляной, утрамбованный как камень, наполовину за­крыт ковриком из простой плотной шерстяной ткани тускло-коричневого цвета. Небольшой камин в углу в это время года не используется. Через заднюю часть комнаты проходит широкий выступ, поднимающийся на три фута от земли, который, очевидно, служит мес­том для сна. Он покрыт единственным одеялом, разук­рашенным в красный и зеленый цвета. Стены еще не побелены, на них сохранились следы сажи от зимнего дыма. Тут и там высоко в оштукатуренных стенах ниши содержат дешевые яркие украшения, выцветшие фотографии. На самом почетном месте – фотография ребен­ка, мальчика, возможно, лет шести. За ней неясная фотография, намного увеличенная, молодого, красиво­го, лощеного и уверенного мужчины в одежде, напоми­нающей военную форму. Мальчик очень похож на него, но застенчив. Возможно, муж и умерший ребенок? Я поискала фамильную икону, но ничего не увидела и вспомнила, что говорил Тони.

«Мой мальчик», – сказала София. Она вышла из внутренней комнаты с охапкой одежды и не выразила ни обиды, ни удивления, что я последовала за ней в дом. Печально смотрела на фотографию и, можно поклясть­ся, ни о чем больше не думала. «Он умер, госпожа, в семь лет. В один день все у него было хорошо, он был в школе и играл. На следующий, пфф, умер. И это Божья воля, что больше у меня не будет детей».

«Простите. А это ваш муж?»

«Да, муж. Посмотрите, эту подушку я сделала в про­шлом году…»