Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

Послание, которое должно было вызвать удивитель­ный восторг, гласило: «Прибыла сюда сегодня. Красиво и спокойно. Фрэнсис ожидается днем. Она испытает трепет, когда увидит цветы и истратит фунты стерлин­гов на пленку. Отель кажется хорошим. Надеюсь, будет достаточно тепло, чтобы плавать. С любовью – Нико­ла». Я написала это очень четким почерком и отнесла в фойе. Тони сидел за столом, задрав ноги, и читал книгу «Любовник леди Четтерлей».

«Не вставайте, – сказала я поспешно. – Я только хотела узнать, есть ли у вас марки. Только одна для местной открытки. За драхму».

Он спустил ноги, пощупал под столом и выдвинул ящик, в котором был беспорядок. «Конечно. Одну марку за драхму, так вы сказали? – Длинные пальцы перели­стали три или четыре неприглядных листа почтовых марок. – Вот. Осталось только две, вам повезло».

«Спасибо. А есть марки за пять драхм? Возможно, я бы купила их сейчас для писем в Англию авиапочтой».

«Посмотрю. Пять… Как приятно, что самый первый турист хорошо ориентируется. Я никогда не помню этих вещей. Из меня бы вышел самый паршивый клерк в справочном столе. Не представляете, железнодорожные расписания просто приводят меня в панику».

«Тогда вы приехали туда, куда надо. Вы имеете в виду, – спросила я невинно, – что ни разу не писали домой с тех пор, как приехали в Грецию?»

«Дорогая, я старался стряхнуть с ног пыль дорогого старого дома священника как можно быстрее. Нет, про­стите, нет марок за пять драхм, только за две и четыре. Торопитесь, или я мог бы достать для вас?..»

«Не беспокойтесь, спасибо, мне все равно хочется ознакомиться с местностью. Ой, простите, я даже не могу сейчас заплатить и за эту марку, оставила кошелек наверху. Спущусь через минуту».

«Не волнуйтесь. Запишем это в счет. Удвоим за бес­покойство и не будем вспоминать».

«Нет, кошелек все равно нужен, чтобы купить марки в деревне. И я должна взять темные очки». Я оставила открытку на столе и поднялась в комнату. Когда я вернулась, могу поклясться, что открытка не сдвину­лась с места даже на миллиметр. Я улыбнулась Тони. «Надеюсь, здесь есть почта?»

«Действительно есть, но не буду оскорблять вас, указывая дорогу, дорогая. Агиос Георгиос не особо сло­жен. Идите вниз по главной улице и придете прямо к морю. Желаю приятной прогулки». И он углубился в «Любовника леди Четтерлей».

Я взяла открытку и вышла на улицу.

Слово «улица», конечно, вводит в заблуждение. Меж­ду беспорядочно стоящими домами Агиос Георгиос про­ходит пыльная щель. Перед отелем – широкое пространство утоптанной каменистой пыли, в которой скре­бутся куры, а под фисташковым деревом играют маленькие, коричневые, полуголые дети. Два коттеджа вблизи отеля очаровательны свежей краской, маленьки­ми двориками с виноградом, отделенными от улицы белой стеной. Дом Софии стоит сам по себе на другой стороне улицы. Он немного больше других и очень аккуратен. Возле двери – смоковница, у нее самая мощная крона из всех растущих здесь деревьев. Ее тень рисует четкие узоры на бриллиантово-белой сте­не. Маленький садик переполнен цветами: львиный зев, лилии, красная гвоздика, мальва, все благоухающее и вьющееся изобилие английского лета, растущее здесь, как сорняки, уже в апреле. Напротив внешней стены дома – примитивный очаг, закопченные горшки на подставках таких старинных, что кажутся много раз виденными. Стена, сзади обвитая лозой, скрывает двор, но все равно видна печь, напоминающая по форме улей.

Я медленно шла по склону горы. Все казалось невин­ным и спокойным в полуденной жаре. Вот церковь, очень маленькая, белоснежная, с голубым куполом, взгромоздилась на маленьком холме, задней частью к отвесным скалам. Перед ней любящая рука сделала узорный тротуар из морской гальки, голубой, террако­товой и серой. За церковью улица еще круче спускается к морю. Хотя у каждого дома стоят один или два горшка с цветами, место выглядит голым и, похоже, мало кто пользуется краской или побелкой. Здесь насыщенные краски цветущих гор поблекли, умерли и выродились, истощились в голой нищете гавани.

Тут и находится почта и единственный магазин, ко­торым может похвастаться деревня. Что-то вроде тем­ной пещеры с открытой двустворчатой дверью, утоптан­ным земляным полом и мешками продуктов, которые стоят повсюду – с горохом, кукурузой, макаронами. В огромных квадратных банках плавают маслянистые сардины. На прилавке черные оливки в глиняных сосу­дах, куча сыров и большие старомодные весы. Полки, забитые кувшинами и коробками, некстати украшает знакомая реклама. Возле двери, небрежно поддержива­ющей кипу щеток, – темно-синий почтовый ящик. А на стене напротив двери, в самом центре магазина, висит телефон. Чтобы добраться до него, нужно пробираться между мешков.