Питер Страуб - Обитель теней

- Ну и отлично, раз слышишь, - сказал Ридпэт-старший. - Как насчет вылезти из своей берлоги и дернуть со стариком пивка? - В горле у него и в самом деле пересохло.

Вот дьявол, а ведь он, кажется, побаивается собственного сына. - Эй, как насчет пивка, говорю?

Слышу тебя - бум, бум! - слышу тебя - бум, бум, бум! - слышу тебя...

Черные подошвы ботинок появились в щели - бум, бум! - снова исчезли бум, бум! - через пять или шесть секунд вернулись и опять исчезли...

- Пивка? - жалобно повторил Честер, понимая уже, что кого бы или что бы Стив там ни слышал, на отца никакого внимания он не обращал.

Временами Честеру казалось, что Стив сейчас живет в каком-то другом мире, в другом измерении, оттуда лишь изредка доносился чей-то металлический голос, как из старого разбитого приемника.

- А-а-а! - донеслось из-за двери - возглас то ли наслаждения, то ли внезапно пришедшего постижения некой истины, как будто кто-то только что завершил ее объяснение.

Внезапно шаги стихли.

И вдруг у Честера потемнело в глазах: он вспомнил жуткий сон - это должно было быть сном! - привидевшийся ему прошлой зимой. Он вновь увидел громадную птицу, которая рвалась в окно Стива, разбивая стекла, колотя огромными крыльями по стене, царапая подоконник неимоверными когтями...

- О Господи! - прошептал он в ужасе.

Стив повторил: "А-а-а!" - однако черные его подошвы в щели больше не мелькали.

Птица билась, билась об окно, о стену, мотая из стороны в сторону жутким клювом... Вдруг Честера посетила сумасшедшая мысль о том, что та птица из кошмарного сна была сейчас в комнате Стива...

Бум! - послышалось из комнаты слева, где как раз и было окно, и почти одновременно - бум, бум! - на этот раз справа.

Тот, первый, бум! - ведь это птица спрыгнула с подоконника... А почему подошв не видно? Очень просто: она носит его по комнате на крыльях, и его восклицание - а-а-а! - это выражение восторга от полета.

Да быть того не может! Вероятно, он просто что-то не так расслышал, а ботинок Стива больше не видно, потому что...

Потому... Дьявол, почему же все-таки? Вот чем заканчиваются бесконечные разговоры о ночных кошмарах. Я все летел и летел, не в силах вернуться на землю... Ридпэт ощутил невыносимый холод и тут же замер: ботинок Стива отчетливо шаркнул по полу - это был именно не шаг (бум!), а шарканье, как бы в полете. И еще раз, и еще!

- Когда освободишься, спустись - нужно поговорить, - произнес Ридпэт, обращаясь, в общем-то, не к сыну, а к самому себе.

Происходило это все в пятницу вечером. Честер Ридпэт проковылял в подвал и откупорил хранимую в загашнике бутылку "Четыре розы".

Глава 15

Том Фланаген впервые расстался с матерью через две недели после описанных выше событий. Все это время, с того самого утра, как перестало биться сердце Хартли Фланагена, его вдова и сын были неразлучны: вместе они отправились к владельцу похоронного бюро исполнить все формальности, вместе принимали пищу, вместе проводили бессонные ночи в гостиной, беседуя друг с другом. Мистер Баудуин, страховой агент, сообщил, что Хартли Фланаген оставил им достаточно средств, чтобы оплачивать все счета на долгие годы вперед. Вместе они связались с преподобным Даусоном Таймом и обговорили процедуру прощания с покойным. Том сидел бок о бок с Рейчел, когда она обзванивала всех, кого необходимо, и когда она рыдала молча, и когда, сдерживая слезы, проговорила: "Оно, наверное, и к лучшему, что он ушел от нас: он так исстрадался от невыносимой боли..." Том, устроившись в неудобном викторианском кресле, присутствовал при посещении преподобного мистера Тайма. Толстый священник, подсев к матери на диван и дыша на нее мятной жвачкой, изрек: "Неисповедимы пути Господни. На все воля Его, и всякая трагедия предначертана Им". Том видел, что мать, как и сам он, сильно сомневалась, что постигшая их семью трагедия случилась по Божьему соизволению.

Вместе с нею он ходил за покупками, принимал посетителей, выслушивал многочисленные соболезнования во время церемонии прощания и, наконец, стоял с ней рядом у свежевыкопанной могилы в такое теплое воскресенье, внезапно вспомнив, что было первое апреля - День дурака. Он смотрел на пришедших попрощаться с Хартли его коллег-юристов с женами, его друзей, кузенов и прочих родственников: одни лица выражали искреннюю скорбь, другие - скуку и нетерпение, третьи - даже некоторое смущение. У него не было времени перекинуться словом с кем-либо из них, даже с Дэлом: нужно было возвращаться домой, накрывать на стол для поминок. "Ну, поднимись же из этой ямы, - мысленно обратился он к отцу, - вернись к нам, стань опять таким как был, скажи, что это просто неудачная шутка..."