Татьяна Лисицына: Подсказка из прошлого (СИ)

— Уж не знаю, чья история печальнее, — заметил Андрей. — Ромео умер от яда, Абеляра оскопил оскорбленный дядюшка. Вы как думаете?

— Не каждый из мужчин сможет прожить без столь необходимого органа, — заметила я, покраснев от собственной шутки.

Андрей совершенно серьезно посмотрел на меня.

— Я все же предпочел бы жизнь. Уж очень я ее люблю.

— Даже без органа? — зачем-то уточнила я.

Андрей кивнул и рассмеялся.

А я, вдруг почувствовав себя легко и свободно, как давно не чувствовала, заметила:

— Мне всегда казалось, что дядюшка не рассчитывал на приданое Элоизы, как это везде написано, а был в нее влюблен.

Андрей с приторной задумчивостью почесал макушку.

— А знаете, Элоиза, мне кажется, вы правы. Но тогда история приобретает иной смысл. И это обязательно нужно внести в путеводитель. А то несправедливо выходит: останки влюбленных соединили, влюбленные пары совершают паломничества на их могилы, а настоящая история известна только вам.

— Хорошо, когда я вернусь в Париж, обещаю вам это исправить.

— Договорились, Лиза. Ведь вы же позволите мне так вас называть?

Лизой называла меня только мама. Его слова были словно приветом от нее. И эта история тоже. Мамочка моя говорила, что я обязательно должна прийти на могилы Элоизы и Абеляра с тем, кого по-настоящему полюблю. Да вот до сих пор не сложилась наша встреча.

— Называйте, если вам так больше нравится, — ответила я, заходя в калитку и останавливаясь возле клумбы с лиловыми ирисами.

Андрей принял позу экскурсовода.

— Прежде чем мы войдем, мне бы хотелось рассказать вам историю дома.

Боюсь, что историю я могла бы рассказать лучше него, но мне не хотелось обижать нового знакомого. Он начал с того, что в самом конце девятнадцатого века знаменитый банкир Петушинский Федор Васильевич заказал знаменитому в то время архитектору построить этот дом. Какое-то время он жил здесь со своей женой. Потом произошла революция, и вся семья эмигрировала во Францию.

— Вы меня слушаете?

— Да, просто задумалась, — вдруг сорвалось с моих губ, прежде чем успела сообразить. — Мне кажется, вы похожи на Есенина, — сказала я очередную банальную фразу, за которую мысленно себя растерзала.

— Несколько раз слышал об этом. — он улыбнулся. — Умолкаю, чтобы вас больше не утомлять. Я очень люблю этот дом. Сейчас решается его судьба. И, может быть, через пару лет здесь будет банк или что-нибудь еще, и он не будет доступен для посещения. Так что вам повезло, вы можете сюда попасть.

И снова в моем мозгу не произошло никаких ассоциаций. Я должна была догадаться, кто он. Если бы я отказалась войти в музей, позже мы бы встретились у адвоката, и все было бы иначе. Но судьба исправила ошибку отца, воспитавшего меня материальной потребительницей, она пересекла наши дороги с Андреем и сказала: «Смотри, а ведь можно жить иначе. Можно плевать на деньги, любить жизнь и быть счастливым. Смотри: где ты и где он. Он человек, а ты бездушное животное, покорно идущее на дорогом поводке своего отца».

Мы зашли в дом. В маленькой комнатке, вероятно, это считалось вотчиной сторожа, накрыт стол. Нарезка колбасы, соленые огурчики, черный хлеб. Типично русская закуска. Ну и, конечно, бутылка водки. У прямоугольного стола, занимавшего больше половины помещения, сидел мужчина лет пятидесяти. Я сделала шаг назад больше от неожиданности, чем от страха.

— Не пугайтесь, — Андрей поймал меня за локоть. — Это и есть сторож музея. Александр Петрович.

Мужчина с поредевшими, зачесанными назад волосами чуть приподнялся из-за стола и протянул мне руку. Я ответила на рукопожатие, отметив про себя, что мужчине подавать первым руку даме неприлично.

— Это Лиза, — представил меня Андрей. — Она приехала из Парижа. Я обещал показать ей музей, если ты не против.

Мужчина пожал плечами.

— Конечно, идите. — он потянулся к бутылке. — Не желаете сначала выпить для храбрости? А то здесь призраки прошлого появляются.

— Не пугай девушку, дядя Саша. — Андрей взял меня за локоть. — Идемте.

Он подтолкнул меня вперед, и я, пройдя по коридору, попала в большую гостиную с арочными окнами. Посередине комнаты большой круглый стол, на котором стояла одна чашка. Того самого пролетарского писателя, которому и предложили пожить в этом доме. Кстати, этот дом ему не нравился, он даже не поднимался на второй этаж. Все это рассказывал мне Андрей.

Я огляделась, и у меня снова возникло это уже пугающее меня дежавю. Я совершенно точно была в этой гостиной. Только тогда здесь все было по-другому. Интерьер полностью изменен. Я жадно оглядывала обстановку, пытаясь найти что-то знакомое. Воспоминания витали где-то рядом.