Рекс Стаут: Знают ответ орхидеи (сборник)

– Почему бы не упомянуть мамашу? – спросил я.

– Нам неизвестно, как он к ней относится.

– Он посылает ей ко дню рождения открытки.

– Но под влиянием какого чувства? Ты это знаешь?

– Нет.

– Тогда есть доля риска. Мы можем с уверенностью назвать лишь два владеющих им чувства: обида на несправедливость и желание отомстить. Если же и таковые отсутствуют, то он либо сверхчеловек, либо недочеловек. В таком случае нам никогда его не найти. Я отдаю себе отчет в том, что стреляю наугад по невидимой цели и могу поразить ее только чудом. Но есть у тебя другие соображения?

Я сказал, что таковых не имею, и пододвинул к себе пишущую машинку.

В черте Большого Нью-Йорка [3]на тот момент проживало, по-видимому, не меньше сорока тысяч человек, по отношению к которым была когда-то совершена несправедливость, или же они думали так. И шестьдесят шесть из них имели инициалы «П. Х.». Хотя бы половина наверняка видела объявление. Одна треть на него откликнулась. Трое нам написали, шестеро позвонили, а двое наведались в облицованный бурым песчаником особняк на Западной Тридцать пятой улице, которым владеет Вульф и где он живет и властвует, пока я не решаю, что он зашел слишком далеко.

Однако первым на наши призыв откликнулся не П. Х., a Л. K. – Лон Коэн из «Газетт». Он позвонил в четверг утром и спросил, что за объявление мы дали по делу Хейза. Я сказал, что никакого объявления по делу Хейза мы не давали. На это он ответил мне коротко: враки.

– Вульф через газету обращается к П. Х. и объявляет, что, по его сведениям, тот ни в чем не виновен, а ты пытаешься меня убедить, будто вы не давали никакого объявления, – распинался он. – Ладно-ладно. И это после всех тех одолжений, которые я тебе делал! Я всего только и спросил…

– Вы ошиблись номером, – прервал я его сентенции. – Хотя мне следовало бы сообразить. Да и мистеру Вульфу тоже. Ведь мы регулярно читаем газеты и знаем, что некий Питер Хейз недавно отдан под суд за убийство. Однако это не наш П. Х. Тем не менее из-за этой путаницы может начаться всякая петрушка. Молю Господа, чтобы сам Хейз не видел нашего объявления.

– О’кей. Судя по всему, вы решили запираться. А уж коли Вульф решает оставить что-то при себе, он никого и близко к этому не подпустит. Но когда вы будете готовы приподнять завесу секретности, вспомни обо мне. Меня зовут Дамон, мой Пифий [4].

Разубеждать Лона было бесполезно, и я этого делать не стал. И Вульфу, который сейчас возился в оранжерее с цветами, звонить тоже не стал. Стоило ли пенять ему за то, что он упустил из виду П. Х., которого судят за убийство? Ведь и я сам начисто о нем забыл.

Б́ольшую часть дня меня то и дело теребили другие П. Х.

С одним из них, Патриком Хорганом, не возникло особых проблем. Он заявился к нам собственной персоной, и мне достаточно было просто на него взглянуть. Хорган оказался значительно старше нашего клиента.

Другой, тоже явившийся лично, доставил мне немало хлопот. Его звали Перри Хэттингер, и он отказывался верить, что объявление не имеет к нему никакого касательства.

Когда мне наконец удалось от него избавиться и я вернулся в столовую, Вульф уже разделался с почками в слоеном тесте, и я остался без добавки.

Несколько сложнее оказалось разобраться с телефонными звонками от П. Х., ведь я не видел звонивших в лицо. Троих я исключил после долгих расспросов, однако на трех других стоило посмотреть – этим я назначил свидания.

Не имея возможности отойти от телефона, я позвонил Солу Пензеру, попросив его зайти за фотографией, оставленной нашим клиентом, и съездить на эти самые свидания. Разумеется, это было просто оскорбительно – давать такое детское поручение Солу, лучшему из ныне живущих оперативников, чья такса составляет шестьдесят долларов в час. Однако не мог же я пойти против воли клиента? И платил за все он.

Тот факт, что в судебных отчетах фигурировал человек с инициалами «П. Х.», как я и предполагал, здорово осложнил нам жизнь. Звонили из всех газет, в том числе из «Таймс». Две редакции командировали к нам корреспондентов, с которыми я беседовал через порог.

Около полудня наш номер набрал сержант Пэрли Стеббинс из отдела по расследованию убийств. Он жаждал переговорить с Вульфом, однако я сказал ему, что Вульф занят, и это соответствовало действительности, поскольку босс потел над кроссвордом Ксименеса [5]в лондонском «Обсервере». Я поинтересовался у Пэрли, не могу ли чем-либо ему помочь.