Мария Ильина - Точка возврата

Когда обмякшую пациентку увели, Валерий продолжал стоять, глядя на красные лепестки в черной земле. Хотелось философствовать о причудах времени, которое вдруг растягивает мгновения до невообразимых величин. Он чувствовал себя значительно старше, чем десять минут назад, и мышиная возня, тогда такая важная, стала безразлична. Лугов посмотрел на Ладу, которая тихо всхлипывала в сторонке. Она, будто дождавшись приглашения, бросилась ему на грудь, и не надо было ничего объяснять.

— Твой дед достал совсем, два месяца уже гостит! Ну, сколько можно! Пора бы и честь знать! В родном доме задыхаюсь. Хорошо хоть на прогулки по центру уезжает. Почти восемьдесят лет, еле ноги таскает, а сам все на экскурсии! Просто диву даюсь, турист с того света, блин!

Валерий молчал. Не то чтобы не соглашался, просто в тоне Лады выпирала склочность, проклюнувшаяся после родов и с каждым днем расцветавшая все пышнее и ярче. У него как раз запарка на работе, света белого не видит, а тут еще с женой нянчиться. «Дома вместо покоя сплошные непонятки. Дед, конечно, тот еще фрукт. Чудит — будь здоров! Никого не слушает. Дряхлый, едва живой, а все в забияки лезет! "Я кот, гуляю сам по себе!" Тоже мне!» Валерий глянул в наглую кошачью морду, украшавшую циферблат часов, и принялся ускоренно дожевывать бутерброд, уже не чувствуя вкуса. Вот всегда так, все спешит, не замечая вкуса, цвета, запаха. Да и сама жизнь будто проносится за окном вагона, а это мелькание завораживает, манит, а дотянуться не выходит, поезд несется, не остановить. «Вот и с дедом толком не пообщался… Действительно, что ему здесь нужно? Явно не мы!» Неожиданно вырвалось:

— Прошлое искать приехал. Только почему сюда?

Лада перестала ковырять ложечкой творожок с мюсли и с интересом уставилась на мужа. В тишине часы тикали устрашающе, как счетчик перед взрывом. Искорка понимания блеснула и погасла.

— Все, мне пора! Уже полвосьмого, самые пробки начинаются. Пока! Звони!

Вот так всегда! Только начнешь говорить по-человечески, как ему пора. Пробки, видите ли! Всю жизнь позатыкали! Швырнула чашку в раковину с остервенением, а она целехонька, подпрыгнула издевательски и замерла. Стойкое огнеупорное стекло, ему до поры до времени хоть бы хны. А час придет — само рассыплется без посторонней помощи, не то что стариковы противные железяки! Наставил здесь барахла, будто территорию пометил. Ест только из своей посуды, как старообрядец.

Лада с ненавистью посмотрела на помятую обколотую эмалированную кружку с едва различимой надписью на донышке — 71. Это же надо — почти сорок лет. Терпеть не могла старье, будто груз времени на нем висит, кричит о твоей человеческой хрупкости, бренности. Чуток вещичка послужит — и все, долой, «обновления готовы». Она брезгливо задвинула в угол кружку, поросшую изнутри коричневым чайным налетом. Не моет — его проблемы, в домработницы не нанималась. Лада — творческая личность, от быта звереет. Вот будет ребенку год, можно работать, пусть даже дома, но ему всего четыре месяца, это сколько же еще ждать?! Не выдержать. Помощника рядом нет. Только этот старый козел, который и руки-то не моет, а над правилами ухода за детьми откровенно смеется. Мол, баловство это, мирихлюндия. Сколько поколений без этого жило. Все по Дарвину, сильный выживает и так далее. В общем, демагогия.

Лада села, огляделась: вроде все сделано, можно и бутерброд соорудить с колбаской, благо фигура позволяет. Не спеша, спокойно позавтракать. Вкусно, хорошо, но тревога не уходит. Что-то не так, не должен малыш столько спать! Побежала, потрогала, так и есть — горяченький. Допрыгалась, заболел. Конечно, старый хрыч везде окна пооткрывал, душно, видите ли! На ребенка плевать! Артошка проснулся, захныкал, сунула под мышку градусник, сынок пищал, вертелся, не давался. Давно пора электронный термометр купить! Привычно злилась на мужа, будто он во всем виноват, даже в том, что Артошка срыгнул на новенькую сиреневую футболку. Ну, какое тут к черту творчество, когда пахнешь кислым молоком! С трудом Лада нашла телефон районной детской поликлиники, набрала номер. Дед сидел на кухне, кромсал колбасу допотопным ножом, хорошо хоть не рыбу, какая-никакая Ладина победа. То, что она готовила, не ел из принципа, говорил: молоком пахнет. Каким еще молоком?! Издевательство сплошное. С утра опять в Кремль на экскурсию намылился, все тянет его туда, будто потерял что. Посмотрел насмешливо, с деланным изумлением разинув рот, слюна капнула в железную миску с «Дошираком».