Олег Егоров - Правила игры

Посреди комнаты, словно конная статуя без всадника, навечно застыл мотоцикл «Ява». Андрей приобрел его невесть когда и ездил на нем лишь первые пару дней. От мотоцикла он мог давно и свободно избавиться, но Журенко оставил его как материальное воплощение своей детской мечты.

Обставлена комната была столь же стихийно, сколь и сама жизнь Андрея: проваленная кушетка на кирпичах; шикарная кровать с латунными спинками, приобретенная по случаю в каком-то африканском посольстве; стол антикварный красного дерева со множеством ящиков с ручками и без оных, с синим сукном, траченным в наиболее популярных местах, и с бронзовыми подсвечниками — на одном вверх по разветвленному шандалу взбирался медведь, другой был в виде аиста; пара венских стульев; горка с расколотым витражом, забитая слесарными инструментами и учебниками по домоводству, ящик из-под фруктов, поставленный на попа, и деревянная скамья с вырезанным на ней именем «Вадик». Когда во время переезда заносили в квартиру сгруженную у парадного мебель, кто-то сгоряча прихватил и ее. Потом хотели было вернуть обратно, да Андрей передумал: «Хрычовки будут меньше у подъезда сидеть». Пуританские кумушки по прежнему адресу нередко отпускали вслед его гостьям обидные замечания, и он таким образом решил нанести превентивный удар. На месте унесенной скамьи, впрочем, скоро появилась другая, и девушки Андрея все так же слышали за спиной глумливое жужжание.

Осмотревшись, я достал из сумки пакет с фотографиями, устроился за письменным столом и начал раскладывать пасьянс. Матвей Семеныч Проявитель, безусловно, был прав: покойного уважали. Среди множества незнакомых лиц я обнаружил по меньшей мере четверых персонажей, довольно часто мелькавших на телеэкране: спортивного комментатора Индейкина, певца Духаревича, депутата Госдумы Раздорова и ведущего программы «Бремя», фамилии которого я так и не вспомнил. Больше прочих меня занимал фотоснимок с Мариной, Европой и сопровождающими их гражданами. Трое молодчиков сзади, вне всяких сомнений, были телохранителями. Смотрели они в разные стороны, как и положено при конвоировании подзащитных. А вот мужчина в центре композиции был, возможно, из тех, кого я искал. Но, возможно, и нет. Это я надеялся выяснить на встрече с поклонником или поклонницей поэта Хераскова, если таковая состоится и пройдет ко взаимному удовлетворению. Впрочем, и все остальные снимки я намерен был взять с собой в надежде, что мой анонимный конфидент узнает среди запечатленных кого-то еще помимо выдающихся деятелей политики, спорта и культуры.

Времени до встречи вместе с дорогой у меня оставалось часа три, и я занялся хозяйством. Прежде всего поменял в туалете лампочку и отремонтировал кухонный кран. Затем наполнил ванную на три пальца водой, размешал в ней чуть не пачку стирального порошка и затопил в мыльной пучине весь свой гардероб, отдававший после недавнего пленения горюче-смазочными материалами. Следом отправился облитый бензином «Уленшпигель». Когда с этим было покончено, я вернулся на кухню и сварил кофе. Бутерброды я дальновидно принес с собой. В холодильнике Андрея хранилось все, кроме продуктов питания. Был там даже маленький бюст Владимира Ленина, уложенный в ондатровую шапку. Выглядело это довольно странно, поскольку холодильник давно бездействовал. Шапка была большая, и бюст умещался в ней весь целиком, за исключением лысины вождя.

Только я взялся за бутерброды, как прозвенел телефон.

— С новосельем! — поздравил меня Журенко. — Как устроился?!

— Нормально, — ответил я. — Как ты?

— В оперу иду! Слушай, у меня там рассада на подоконнике, так ты полей, коли земля подсохнет!

Рассаду я действительно видел.

— Зачем тебе рассада? У тебя ж дачи нет.

— Нужно с чего-то начинать, — пояснил Андрей. — У тетки в Хотьково участок приусадебный. А ей уже за сорок! И я у нее наследник единственный. Сечешь?

— Секу, секу. — Кофе мой уже стал остывать, и я попытался свернуть беседу. — Тебя Лара, наверное, ждет?!

— Она в магазин спустилась! — обрадовал меня Журенко. — Ну а вообще что делаешь?

— Разное, — вздохнул я. — Лампочки ввинчиваю, прокладки меняю… «Уленшпигеля» замочил.

— За что?! — оторопел Андрей.

— Это книга такая, — поспешил я оправдаться. — В бензин упала случайно, вот и пришлось ее в стирку отправить.

— Книга? Книгу можно! — разрешил Журенко. — Рукописи не тонут!

Он часто выдавал разнообразные цитаты, не слишком заботясь об их точности.