Олег Егоров - Правила игры

«Жила-была старушка, вязала кружева, и, если не скончалась, — она еще жива», — зазвучала в моей голове старая английская песенка.

— Сейчас узнаем. — Я вылез из «Тойоты» и побрел, утопая по колено в сугробах, к темному дому.

Дом вблизи оказался куда неприступней, чем это привиделось мне с дороги. Окна первых двух этажей были забраны прочными дубовыми ставнями, а где ставни были открыты — стекла надежно предохраняли витые кованые решетки. Два стреловидных окна мансарды украшали витражи, сюжеты которых снизу, да еще и в сумерках, разобрать я затруднился.

На коньке черепичной крыши помимо спутниковой антенны торчал флюгер в форме плоского петуха. «Посади ты эту птицу, — молвил он царю, — на спицу; петушок мой золотой будет верный сторож твой». Так рекомендовал пушкинский звездочет. Петух из гнезда Маевских, не столь родовитых, как династия царя Додона, был ржаво-бурый, точно вынули его из духовки.

«Вот погоди! — ворчал мой дядя. — Клюнет тебя жареный петух в задницу — узнаешь, каково не в свое дело соваться!»

Порыв ветра прошумел в разлапистых ветках дачных сосен, и петух угрожающе заскрипел. «Не настала ли пора задницу поберечь?!» — вздрогнул я суеверно.

Пока Вера Аркадьевна определяла свою «Тойоту» в кирпичное стойло, я обошел дом по периметру. Со стороны, обращенной к лесу, я заметил порядком уже заметенные и оттого едва различимые следы, ведущие от забора к толстому громоотводу, лепившемуся по углу дачи. Задравши нос и всматриваясь в темноту, я как будто заметил, что витраж крайнего мансардного окошка с этой стороны был выставлен. Проверить наверное можно было лишь изнутри, куда, впрочем, меня уже настойчиво и приглашали.

— Угаров! — неслось от входа. — Угаров, ты где?! Ну где же вы, Александр?! Уверяю! Дом у нас со всеми удобствами!

— Кто б сомневался, — пробормотал я, ступая обратно.

— Ты живой?! — Европа бойко обмахивала на крыльце веником запорошенные сапоги.

— Раз десять за последние двое суток задавали мне этот идиотский вопрос, — ответил я без ложной вежливости.

— Спит, что ль, баба Руфь? — Распатронив сумку и выдернув нужный ключ, Европа склонилась над замком.

Когда я поднялся на веранду, она была уже внутри.

— Ба, ты дома?! — Протащив за собой через «холодную» бумажные мешки с продуктами — мне они доверены отчего-то не были, — Вера Аркадьевна плечиком толкнула обитую дерматином дверь, ведущую во внутренние покои.

— Ну-ка! — Быстро догнав Веру, я поймал ее за хлястик и отдернул назад.

Она посмотрела на меня с недоумением.

— Где? — спросил я тихо.

— Слева! — прошептала Вера, проникаясь чувством опасности.

Слева на стене я нащупал выключатель. Шарообразный салатный плафон в бронзовой обертке озарил анфиладу: ряд закрытых комнат по обе стороны коридора тянулся до лестницы, ведущей наверх. Сунув руку за пазуху, я медленно двинулся вперед по ковровой дорожке. Скрипнула рассохшаяся половица. Ей вторил щелчок взведенного курка за дверью напротив.

— Вера?! Это ты?! — громко спросил напряженный женский голос. — Если не ты — буду стрелять!

— Я это, ба! Кто ж еще?! — Европа, замершая у входа, живо опередила меня и влетела в комнату.

Посреди комнаты, освещенной шандалом в четыре свечи, венчавшим нефритовый столбик-подставку, лицом к двери сидела в кривоногом кресле седая стройная старуха с поджатыми губами на суровом лице. На коленях ее лежала двустволка.

— Ты что же это, ба?! — чуть задержалась Вера, но тут же кинулась к ней обниматься. — В охоту разве собралась?!

— А собак не слышно, — прокомментировал я задумчиво.

Шаркать и кланяться перед старухой я не рвался: «Успеется!» А касательно же собак вопрос был не досужий: редкие хозяева не держат на таком распространенном участке пару зубастых сторожей.

— Собак бабушка не терпит, — пояснила Европа. — «Конвой, — говорит, — мне в той жизни надоел!» Охрану из дома выперла! Отец сердится, но поделать ничего не может. Глупо, да?!

— В доме кто-то есть, — отстраняя Веру, произнесла вдруг молчавшая до этого старая женщина.

Я ее понял правильно. И, поняв, отступил в коридор.

— Наверх одна лестница? — спросил я, прислушиваясь.

— Нет! Вы что, серьезно?! — Вера перевела взгляд с бабушки на меня.

— Всех прошу оставаться на местах, — официально предупредил я притихших женщин. — В людей без меня не стрелять. Даже в тех, которые — не Вера.

По лестнице, снабженной широкими отполированными поручнями, я поднимался неспешно и без опаски. «Кто-то», кто бы он ни был, если был вообще, вел себя как робкий чердачник. Или как смелый бомж. Другой бы не полез по громоотводу, рискуя свернуть себе шею, а высадил бы стекло ближайшей неохраняемой дачи, каких в поселке было тринадцать на дюжину. Во всех случаях этот «кто-то» вряд ли заслуживал пули.