Руки дрожали, сердце колотилось. Столько лет я считала Мак-Коннела чудовищем, способным на самые жуткие преступления. Но все это время я еще и мечтала встретиться с ним лицом к лицу, чтобы выпытать правду о смерти Лилы, как бы мучительна она ни была. Я не желала бродить в тумане до конца дней своих. И в тот момент единственное, что мне было нужно, это продолжать разговор, вызвать Мак-Коннела на откровенность. Желание все выяснить пересилило страх.
Мы зашагали по узкой тропинке к главной дороге, вокруг ног заклубилась пыль. Всякий раз, как он подходил ближе, я шарахалась в сторону.
— Если вы не собирались бросить Лилу, отчего она грустила?
— Вы же знаете, какой она была. Все время, пока мы с ней были вместе, она чувствовала себя ужасно виноватой. Не хотела, чтобы я рассказал о нас Маргарет, не хотела, чтобы из-за нее мы с женой разошлись. Я пытался ей втолковать, что вина здесь не ее, а моя, что нашему браку с Маргарет давно пришел конец.
Мы подошли к перекрестку, где несла караул маленькая белая церквушка. С придорожного алтаря на нас взирала Дева Мария с разбитым стеклянным глазом. В лунном свете могильные камни выглядели большущими кусками белого мыла.
Внезапно Мак-Коннел схватил меня за локоть и дернул к себе. Я вырвалась, отпрыгнула на два шага и, выхватив пробник, выставила перед собой. Закричать? Но горло перехватило, да и кто бы меня услышал? И тут Мак-Коннел ткнул пальцем вниз — на тропинке в нескольких сантиметрах от его ноги замерла змея. Длинная, в темно-зеленых бриллиантовых искрах.
— Ямкоголовая гадюка, — шепнул он, протягивая ко мне руку. — Дайте-ка мне эту штуковину.
Мне оставалось только поверить. Я отдала пробник. Крепко взяв его за ручку, одним быстрым, мощным движением Мак-Коннел рубанул острием по змеиной шее. Несколько мгновений длинное зеленое тело извивалось, потом затихло.
Сам потрясенный случившимся, Мак-Коннел вытер пробник о штаны и вернул мне.
— Если эта тварь укусит, умрешь от потери крови.
— Простите, я…
— Ничего, все в порядке. — Он перешагнул через мертвую змею и оглянулся на меня: — Если хотите, я могу прямо сейчас повернуть назад. Здесь вам уже ничего не грозит.
— Почему именно Лила? — спросила я. — Вы же знали, она совсем еще неопытная. Ну захотелось вам завести интрижку на стороне, почему не выбрать кого-нибудь другого?
— Все было не так. Мы с Маргарет хорошо жили, в сыне я души не чаял. Но моей работы Маргарет не понимала. И не придавала ей никакого значения. Шагаю я по служебной лестнице — и слава богу. Когда мы только познакомились, мне это даже нравилось. Она была вся в искусстве, в танцах, а я в этом ничего не смыслил. В общем, одно уравновешивало другое. Вот, думал я, женщина, которая возьмет на себя дом, окружит любовью детей, а я спокойно займусь работой. Но потом я встретил вашу сестру и понял, что мне нужно кое-что еще.
— А как вы с ней познакомились?
Когда-то, давным-давно, я пыталась вытянуть ответ из самой Лилы. Я-то всегда все ей рассказывала о парнях, с которыми встречалась. Ее развлекали мои похождения, и не раз она уверяла, что благодаря мне у нее словно две жизни. Можно представить, как я разобиделась, когда и в ее жизни наконец появился кто-то, а она только отмалчивалась.
— Я был на четвертом курсе аспирантуры, — начал Мак-Коннел. — Отцовство штука хорошая, но требует жертв. Диссертация продвигалась гораздо медленнее, чем я ожидал, и какое-то время я с соавтором пытался накропать одну никчемную статейку.
В ночной тиши гулко рокотал его голос, неторопливый, успокаивающий голос. Я представила Лилу вместе с ним в кабинке «У Сэма». Последняя ночь ее жизни. Это его голос она слышала перед смертью или был еще кто-то, о ком я запрещала себе думать, — таксист, прохожий на улице?
В память врезалось одно число из книги Торпа — 23 370. Столько людей было убито в Соединенных Штатах за 1989 год, год смерти Лилы. «Только 13 процентов жертв не знали своих душегубов, — писал Торп. — Убийство редко бывает случайным». Помню, я еще тогда подумала, что слово подобрано неверно. 13 процентов — это не редко. 13 процентов из 23 370 — это очень много. Всю главку процитировать я не смогла бы, но одно запомнила дословно: Торп упрекал Лилу в том, что она «прискорбно плохо разбиралась в людях». Манера Торпа манипулировать словами взбесила меня: можно подумать, Лила сама была виновата в собственной гибели, как будто истинно невинны только жертвы «случайного» насилия!
— А потом появилась Лила, — говорил Мак-Коннел. — Помню, как она пожаловала в редакцию «Стэнфордского математического журнала»: оранжевое платье, фиолетовые кеды, а прическа — будто только что вылезла из постели.
Читать дальше