Мы сидели с Владом на чердаке, который находился как раз над номером Розенштейна. Влад выключил монитор. Я снял всю бутафорию – кости, челюсть, переоделся, сложив аккуратно живописные лохмотья в сумку. Спустившись по служебной лестнице, пробрался в туалет. И отшатнулся, когда в зеркале появилась жуткая сине-багровая физиономия с впавшими глазницами. Гримёр «мама Галя» постаралась. Действительно мог напугать кого угодно, напоминая вылезшего из могилы мертвеца. Гладкая поверхность помутнела, замерцала. Я совершенно не удивился, увидев знакомое лицо. Призрак Северцева вырос, отделился от зеркала.
– Спасибо, – произнёс он тихо, его слова прозвучали в голове не так, как прежде, вонзаясь иглами, а мягким, еле уловимым, приятным звуком.
Его силуэт окружила светящаяся, полупрозрачная стена, и через мгновение исчезла вместе с ним. Кажется, я решил все задачи. Быстро умывшись, вышел в коридор и постучал в номер Розенштейна. Дверь тихонько отворилась, и я проскользнул внутрь.
Влад сворачивал провода, оборудование уже было уложено в саквояж. Я подошёл к Розенштейну, взглянул в его остекленевшие глаза, обвислые щеки.
– Жаль, что он так быстро сдох, никакого, блин, удовольствия не получили, – недовольно проворчал Влад. – Если бы его можно было оживить, я бы ещё раз его убил, а потом ещё. Ублюдок. Сколько людей положил.
Мы осторожно вышли из номера, Влад поколдовал над дверью, осторожно захлопнул, замок щёлкнул.
– Ну ладно, ты дуй к Колесниковым, – сказал я. – А я – к Кастильскому.
– Эх, жалко такую штуку отдавать, – протянул Влад с явным сожалением.
– Что, жаждешь ещё с кем-то разделаться? – поинтересовался я, забирая саквояж. – Много врагов?
– А у тебя, что мало что ли? – бросил Влад. – Узнать бы, кто эту штуку сделал. Или чертежи достать, – мечтательно протянул он.
– Влад, не зарывайся. Мы с тобой и так соучастники убийства теперь. Помни. Менты разнюхать могут. Ты там все следы убрал?
– Не волнуйся. Все убрал. Слушай, а ты действительно у Верхоланцева бабу увёл? Пригласишь на свадьбу? А? – оживившись, он стукнул меня по плечу.
– Не знаю, будет ли свадьба, – пробормотал я.
– Да ты чего?! Не вздумай передумать! – он потряс меня за плечи. – Очнись, она ж красотка такая. Ну, постарела малость, так все равно – персик, а не баба.
– Отстань, – буркнул я.
Мы вышли из гостиницы и направились к трамвайной остановке. Влад сел на свой трамвай, а я остался на скамейке. Солнце уже здорово припекало, меня разморило.
Я закрыл глаза, перед мысленным взором вновь побежала серая лента шоссе, уносившая в смертельную бездну. Последним, что я помнил, был жуткий скрежет днища машины по металлическому ограждению, и сильный удар о воду. Очнулся от того, что солнечный луч щекотал ноздри. Чихнув, открыл глаза, присел. Окутал восхитительный аромат парного молока, свежеиспечённого хлеба, разогретого солнцем дерева. Все казалось удивительно реальным, вызывавшим умиротворение. С удовольствием потянувшись, я огляделся – за дубовым столом сидел мужчина спиной ко мне. Он обернулся на скрип, я узнал его, бросился навстречу, радостно закричав:
– Дед, угости мёдом!
Насупив кустистые брови, дед глухо буркнул:
– Нечего здесь тебе делать! Уходи!
– Почему? – обиделся я. – Мне здесь хорошо.
Он медленно встал, словно глыба нависнув над столом, и грозно воскликнул, указывая пальцем:
– Возвращайся, дверь открыта!
Я изумлённо взглянул на него, огорчённый неприветливостью, медленно вышел на улицу. Откуда-то издалека шёл странный звенящий звук: бом-бом-бом. Колокол? Звон усиливался, я машинально закрыл уши. Шум не прекращался, он шёл будто изнутри, заставляя вибрировать всё тело. Небо нахмурилось, солнце спряталось в тяжёлых свинцовых тучах, по металлической крыше громко забарабанил дождь.
– Олег, уходи! – дед стоял на крыльце и гневно смотрел на меня.
– Но почему?! – я повернулся к нему, пытаясь разгадать причину его недовольства. – Почему ты меня прогоняешь?! – закричал я.
Колокольный звон стал невыносимо громким, сводящим с ума, голова начала разламываться, будто по ней били кувалдой. Я ужасно обиделся на деда, захотелось броситься на него с кулаками.
– Олег, уходи, иначе будет поздно, – повторил он мягче. – Не огорчай бабушку.
– Олежек, мы тебя очень любим, – услышал я ласковый женский голос. – Но ты должен уйти. Пожалуйста.
Я обернулся и увидел пожилую женщину в домашнем платье, в переднике.
– Нет! – закричал я, и очнулся.
Читать дальше